Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Я отвлекся от своей мании — чему был рад, — я перестал собирать чужие метки. Я знал — и мне было все равно, что у Мари на шее сзади два красивых крупных иероглифа, у родителей Юри — имена друг друга на тыльной стороне ладоней, что Минако родилась без метки, супруги Нишигори — тоже. Знал, что у тройняшек надписи на английском на ягодицах — тройняшки радостно сообщили мне об этом сами, в первую неделю моего визита. Тройняшки, кстати, были отличными агентами, пока их мать не решила, что они слишком досаждают дорогому русскому гостю, и не ограничила общение. Юко, ну кто тебя просил?.. Я же только начал их различать! У Аксель лицо чуть круглее, у Лутц на правой щеке есть маленький шрам — упала на катке, а у Луп уши чуть более оттопыренные, чем у сестер.

Они рассказывали мне, как Юри катал их маленьких на спине и надорвал спину, как он лежал потом и переживал, что пропускает тренировки, а мама и папа носились вокруг него и пытались развлечь.

Сопли в сахаре.

Я задумывался, почему тогда, при всех собранных мной свидетельствах, Юри вырос таким странным — как будто все время извинялся перед всеми на свете за то, что он просто есть.

Я думал, такая ебанина бывает только в аниме, но вот он был — если бы не общепринятые правила приличия, он бы вообще общался со мной только через дверь, наверное.

Может, русофобия?

У Юри было все — прекрасная семья, его отец, врач по специальности, оказался неплохим собеседником, это именно он однажды решил, что Юри пригодится лингвистическое образование, и катание тоже не повредит — у сопляка было слабое здоровье с детства. Мать Юри нянчилась с ним, как с сокровищем, Мари доставалось меньше любви — и нет бы озлобиться, Мари просто плюнула, смирилась и приняла на себя свободную роль мужика в семье. Мари загораживала братца всю жизнь, поддерживала во всем и подбадривала. Минако вообще души не чаяла, вдолбив в Юри в свое время неплохую подготовку в балетном классе.

Друзья семьи, Такеши и Юко Нишигори, были настоящими.

Всамделишными друзьями, понимаете? Каких никогда не перепало ни мне, ни Юрке, ни Якову.

Они все болели за Юри, я видел запись на телефоне Юко — как они сидят рядком в приемной курорта и орут на телевизор, замотавшись в нарисованные от руки плакаты.

Юко Нишигори наверняка была влюблена в Юри раньше, до того, как сдалась и вышла замуж за бугая Такеши.

Такеши был неплохой парень, довольный жизнью и по-своему талантливый. Я бы решил, что он из тех, кто в детстве бьет хлипких ботаников, но он, оказывается, скорее избил бы кого-нибудь, кто обидел бы Юри.

Напрашивался вопрос — Юри, какого хуя?

Я оглядывался на свою жизнь — ни семьи нормальной, ни друзей, ни супруги. На Плисецкого — золотой мальчик, нахрен не нужный родителям, воспитанный одним дедом, страшно представить, что с ним станет, когда Николай Семенович уйдет. На Якова, который вложил всю жизнь и душу в чужих детей, из-за чего никогда не был хорошим отцом своим. Да и муж из него не очень-то получился.

При этом киснет и теряется, зарывшись в свои горные сугробы, у нас один Кацуки, везучий сукин сын.

Если бы мне кто-нибудь хотя бы раз в неделю готовил такую свиную отбивную, я был бы, наверное, самым счастливым человеком.

В общем, я терялся. Если бы я уже не знал, что так не получится, я бы зажал нытика в углу и вытряс правду — что с тобой не так? У тебя на метке Стивен Хокинг? Тебя изнасиловали в школьном туалете? Ты тайный кокаиновый наркоман? У тебя синдром Аспергера?

Юри вежливо улыбался мне, послушно бегал за моим велосипедом, пропадал в тренажерном зале, нарезал круги по курорту, успевал помогать своим принять толпу постояльцев — залетная русская звезда обеспечивала Ю-Топии аншлаги. При любой попытке задать личный вопрос Юри откланивался, неловко шутил, ронял очки и лез за ними под стол, пряча лицо. Я прятал лицо в ладонь. Да еб твою мать, Юри.

Ладно. Ты, видимо, с жиру бесишься, дорогой мой.

Может, я интуитивно выбрал в этом случае самую лучшую линию поведения. Говорят же — хочешь сделать человеку хорошо, сделай ему хуже некуда, а потом верни, как было. Я решил, что самое время показать Юри, как ему может плохо житься, чтобы он оценил, что у него еще все очень и очень неплохо.

Да у него даже первый и единственный тренер был известный своим мягким подходом и либеральной техникой! Такая нянечка от фигурного катания. Тошно.

Я делал все, что запрещал ему. Ел то, что ему было нельзя. Пил, как скотина. Катался, как Бог. И следил, чтобы Юри все это видел.

Я не помню, чтобы я так уставал, чтобы у меня не хватало времени на себя.

Я просыпался и засыпал, продумывая стратегию, как еще-то подъехать.

Юри, пойдем гулять.

Юри, пойдем поболтаем.

Юри, не хочешь вместе выгулять Маккачина?

Юри, покажи мне город.

Юри, сказку на ночь?

Юри, колись, почему ты не можешь так гениально кататься, когда на тебя кто-нибудь смотрит?

В конце концов, я пришел к банальному выводу — страх сцены, боязнь выступлений на публике. Но тогда — как его вообще занесло в большой спорт, он что, не знал, что там ты постоянно на виду и будто голый?

Никогда так не заебывался.