Это не Юри хуевый материал. Это ведь я хуевый. Настолько, что присутствие рядом в реальном времени круглые сутки легендарного Виктора Никифорова этого Юри совсем не мотивирует.
Ладно. Сам дурак виноват. Запретил парню кататься, не посмотрев толком на подопечного вживую. Интересный я человек.
Завтра исправлюсь.
Завтра приехал Плисецкий.
Почему всякий раз, когда у меня хоть что-то собирается идти по плану, вносят Плисецкого? Почему при всем при этом у него на животе не мое имя? Даже как-то странно.
Я катался, у меня есть привычка приезжать на арену крайне рано, у Юри, в противовес, обнаружилась привычка опаздывать, в общем, идеально. Двадцать минут на себя любимого, на выученные наизусть фортепианные переборы записи, на отработку прыжков.
Кто-то смотрел, но я не стал поворачиваться — скорость была хорошей, меня несло, надо было дотянуть, пока на волне…
Плисецкий, верный себе, заорал на всю Ивановскую, и сначала я не заметил ничего необычного, а потом до меня дошло, что я давно не в Питере, не в своем родном Ледовом.
Они стояли рядом с Юри, привалившись к бортику, и на лице Юри было явно написано: «Помогите». У Юрки: «Беги».
Почему-то я постоял, разглядывая их двоих, прежде чем приблизиться.
В жизни не видел более непохожих друг на друга людей.
У Юри была ссадина на лбу, и я покосился на Плисецкого: «Опять?»
Юрка раздраженно дернул подбородком: «И не в последний раз, если будет надо».
С ним определенно придется поговорить.
Назревала проблема.
Я должен, вот прямо обязан был тренировать Юрку. Поставить ему хотя бы короткую программу. Яков справился бы лучше меня, я стоял и давил желание посадить мелкого провокатора на первый же самолет до Питера.
Юра, из меня тренер, как из говна пуля, дорогой мой.
Юри смотрел молча, то на меня, то на него, кусал губу и морщил лоб, что-то явно соображая.
Если бы я не знал его, я бы заподозрил, что это решительность.
Не знаю, что там у них тогда стряслось, но Плисецкий сделал за несколько минут то, чего я за две недели не смог. Он раскачал Юри. Юри… волновался.
Ну, волновался-то он, положим, всегда.
Но что-то определенно поменялось.
Интересно. Нас, выходит, подстегивает заведомо неравная конкуренция.
Учтем.
Учтем обязательно.
Юрка остался, тут же начав наводить свои порядки. Я был уверен, что его, еще более громкого, беспардонного и нахального, чем я, выпнут отсюда в два счета.
Но его бережно упаковали в зеленую юкату, отмыли в горячей ванне, накормили от пуза и предложили располагаться в комнате, смежной с моей. Также отвесили до ужаса привязчивую кличку «Юрио», сделав его пребывание тут несколько легче для нас всех, и вообще с почестями пригласили оставаться, на любой срок.
Сроки горели, между прочим, я выслушал двадцатиминутную проповедь Якова и поклялся, что через неделю верну ему Юрку — с собой в комплекте, если будет надо.
Это была первая, наверное, здравая мысль за долгое время, продиктованная именно холодным расчетом.
Юрка опять, сам того не подозревая, мне помог.
Лучшего контраста просто не существовало — яркий, импульсивный, возмутительно талантливый, ему все давалось легко до зеленой зависти всех вокруг, Юрка подходил идеально, чтобы показать Кацуки, в каком он болоте.
Если Мари не врала, и он действительно меня боготворил, если он жил катанием — то он сделает все, чтобы Юрка отвалил, а я остался.
Просыпайся, спящая красавица.
Я знал, что так дела не делаются. Я догадывался, что именно неудача на самом первом этапе карьеры загнала Юри в такую яму.
Я, по сути, загонял его только дальше.
Но кто не рискует, тот не пьет. Вообще. А я в те дни просто охуительно много пил.
И рисковал, кажется, всем.
Я был бы в выигрыше в любом случае, у меня и так, и так был бы ученик с наибольшим потенциалом, но при этом чувство, что правильный выбор был только один, а неправильных — дохуя, взялось откуда-то, причем незванно и посреди ночи.
Я просто сел в постели, как будто меня кто-то толкнул.
В голове играла музыка — моя, «Будь ближе», меня тошнило от нее еще на стадии подготовки прошлого Гран-При, но теперь — в особенности.
Подбирая ее, я также переслушал до черта разных версий и обработок, мелодия была очень выигрышная, ее можно было крутить и так, и эдак, не повторяясь. Более того, некоторые ее аранжировки были просто полной противоположностью друг другу.
Глаза слезились, меня ослепило откуда-то из угла — экран ноутбука горел, я забыл его выключить. Ногу противно тянуло, это началось еще утром, когда ввалился Юрка, и теперь разболелось уже ощутимо.
Может, их обоих поставить катать мою программу? И сравнить ощущения?
При одном и том же исходном наборе они выдадут разное, и я решу…
«Не пизди хотя бы себе», — произнес кто-то в голове отвратительным голосом.
Я знал, что Юри выиграет в этом случае с вероятностью в девяносто процентов. Он мог.
Юрка… при всем, что в нем было, чего-то в нем не было. Может, он банально был еще маленький. Я сам был слишком взрослый, слишком… да, блядь, старый, слишком усталый для своей же программы. А Юри — в самый раз. Где он это взял, где выстрадал, — а черт разберет.
Я отложил идею на потом.