Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Юри перестал зажиматься, однако я радовался недолго. Технически он уступал Юрке, но опыт и терпение, которые он продемонстрировал во впечатляющем количестве, играли ему на руку. Он был готов отрабатывать каждый элемент до посинения. Юрка тоже, но с меньшим спокойствием — каждая его следующая попытка была приправлена растущим остервенением. Юри же держал лицо кирпичом, только краснел и задыхался все больше. Я отправил его на дополнительные пробежки.

Юрку — качать ноги, иногда мне казалось, что жилистые тонкие лодыжки просто однажды переломятся при его-то поганой привычке напрягаться при выходе из прыжка.

Юрка топорщился — хотелось пригладить, я пытался объяснить ему, что его Любовь должна быть нежной, спящей, неспешной и поэтому вечной.

— Любовь. Не секс. Не обсессия. Мама и ребенок, ребенок и его щенок, близкие друзья, нежное братство, понимаешь? При этом ты готов все отдать за них. Может, и жизнь. Может, и свободу. И ничего взамен. Никаких обещаний. Безусловная любовь, безвозмездная.

— Как бы тебе тогда было удобно, а? — Юрка еще дулся. Я оглянулся на терпеливо выписывающего круги Кацуки. За его спиной над ареной медленно и торжественно поднимали транспарант с анонсом соревнований.

— Да, очень, — я повернулся. — Юр, хватит. Пока ты бесишься, ты ничего не можешь.

— Я не могу? — Юрка широким движением махнул на каток, — Я? Да я идеально делаю все, что тебе надо!

— Значит, мне надо не это. Спортивная злость — для прыгунов в высоту, мелкий.

— Охуеть, а можно мне переводчика сюда? — Юрка расширил глаза и фыркнул. — С ублюдского на русский! Где я лажаю, скажи мне прямо уже!

— Нежности в тебе нет. Терпимости. Готовности ждать, сколько будет надо.

— Это мне на жопу, что ли, приземляться? Мягко, нежно, м? — Юрка сатанел и уходил с катка, размахивая руками и матерясь.

— Была бы жопа — посоветовал бы, — я не то чтобы злился. Юрка просто возвращался быстрее, поймав в спину шутку, с остроумным ответом или новым зарядом бодрости и желанием надрать мне задницу хотя бы в профессиональном смысле.

Иногда мне хотелось снять Юрку на видео и показать ему же, чтобы он оценил страшную рассинхронизацию между своими внешностью и движением. Форма и содержание не просто не совпадали — ненавидели друг друга. Мальчик-ромашка, летящий и светящийся ангел катался так, как будто лед или горел, или лично ему что-то сделал, — рвано, зло, отточенно-агрессивно.

Я немного промахнулся, решив, что его мордашка сделает половину работы.

Прыжки Юрка освоил на третий день, но программа лежала неживой — артистизм, точнее, его отсутствие, тормозило весь процесс.

Я показывал ему старые мелодрамы о любви и ожидании. На «Хатико» Юрка матерился, на «Английском пациенте» — уснул, уткнувшись в мое плечо.

Я отправил его медитировать в храм на горе. Юрка вернулся весь в синяках и с сотней селфи.

Я отправлял его в пешие прогулки, один раз — убирать снег вместе с госпожой Хироко; гулять с Маккачином, взял ему билет на паром — созерцать склоны Фудзи. Заставлял шататься по берегу океана.

Юрка фотографировался, обзаводился местным клубом фанаток, покупал новые шмотки и кучу бессмысленных сувениров — и катался резче, быстрее и яростнее.

Не то чтобы назло. Назло работал скорее я.

Юри был не лучше.

Он честно старался, он высекал коньками искры — и убивался на совесть, в среду нам пришлось вызвать ему скорую — коленку разнесло чуть не в мясо. В этот день даже Юрка бросил смеяться над его тяжестью прыжков и призраком лишнего веса.

К счастью, Юри повалялся два дня, а потом все равно пришел на каток, глядя безумными глазами.

— Вот, — я щелкнул пальцами и подкатился к самому борту. — Зафиксируй.

— Что? — Юри мгновенно испугался, да блядь же, заозирался по сторонам, убеждаясь, что я к нему вообще обращаюсь. Сколько ж можно… — Что зафиксировать?

— Вот это вот выражение лица, — я поймал его за щеки ладонями и потряс. — Ты сейчас так на каток смотрел, как будто на нем много людей, и у всех в руках огнеметы.

— И?

— Голодное лицо, жадное, — я не отпускал, Юри уже даже не вырывался, он знал, что бесполезно. — Смотри на зрителя, как смотришь на каток.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем мне зритель, — Юри говорил невнятно, руки пришлось убрать. Юрка настороженно подкатился поближе — послушать. — Это на меня должны смотреть, как будто я каток и на мне люди с огнеметами, да?

— Да, — весело сказал Юрка. Я готов был ему врезать.

— В общих чертах. В принципе да. Если ты так определился. Может, объект желания — ты, а может — аудитория, и ты должен донести это до них…

— Короче, ты реши, ты или тебя, — перевел Юрка и хохотнул. У него было приподнятое настроение, не мог же он мелочно радоваться травме Юри? Наверное, нет.

Юри посмотрел на него и вдруг тоже засмеялся:

— Я понял. Зритель должен чувствовать угрозу. Нравственности. Вне зависимости от пола.

— Гениально, он на лету хватает, — Юрка пробормотал по-русски и сделал большие глаза. Я молча показал ему кулак. — Нет, правда! Кацудон, скажи «блядь».

— Блядь, — честно повторил Юри с таким старательным лицом, что я не выдержал и фыркнул.

— Пизда.

— Пизта.

— Сука.

— Сцука.

— Нахуй.