Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

В заказанном нами двухместном номере были сдвинуты кровати. Юри вынул из корзины на тумбочке — подарок от отеля, — записку, прочел ее, и его просто красное лицо стало бордовым. Он молча протянул мне карточку.

«Приветствуем вас в Барселоне — городе страсти!»

— Могли что-то перепутать?

— Если бы дали нам номер для новобрачных — могли, — я не обольщался. Мила, помню, однажды назвала что-то подобное поганеньким словом «фансервис», и заявила, что это давно не новый сорт общественного сознания, который всегда был, есть и будет. Смирись и постарайся выглядеть получше. — А так — никакой ошибки, прямой намек — любите друг друга.

Юри, красный, как редиска, опустился на левую половину кровати и растерянно погладил одеяло.

Поднял на меня взгляд.

— Как думаешь, где мы спалились? — спросил я. Юри сделал большие глаза, а потом прыснул, как школьник.

Я стоял и смотрел, как он смеется, тихо и хрипло.

У меня было ощущение, что я гнию изнутри. Заживо. Это чувство запущенного механизма, смертельной бессимптомной болезни, потрясающее осознание, что однажды хлоп— и все, мне и нравилось — я о таком говне раньше только кино смотрел и не верил, — и не нравилось разом, потому что я всегда наивно полагал, что не вляпаюсь.

— Ума не приложу, — пробормотал Юри. — Может быть, когда ты поцеловал мои коньки в Москве?

— Нет, — я присел на корточки и положил руки на его колени. — Наверное, когда я в Сикоку тебе губы бальзамом намазал.

— Или когда обнимал на национальных.

— Или когда ты меня за галстук тягал еще.

— Может, еще тот поцелуй кто-то видел… маловероятно, но все же.

— Может, Пхичитзапостил, как мы в Москве обнимались?

— Все может быть, когда Пхичит неподалеку.

— Давай надеяться, что он не сидит в шкафу.

— Давай.

Юри погладил меня по щеке и закрыл глаза. А потом, раскинув руки, упал на постель. Я приподнялся и залез следом, забыв стянуть ботинки. Улегся сверху — Юри ухнул от моего веса, а потом вцепился в спину — обратный ход не дашь.

И опять от этой мысли веяло таким охуительным фатализмом, что я готов был сдаться — уснуть на чужом плече, совсем опуститься, признаться в любви прямо в лоб, даже не после и не во время секса. Сорваться и начать читать стихи. Пастернак бы сейчас прямо идеально подошел.

Юри шевельнулся и перекатился, подмяв меня под себя. Мне всегда нравился этот контраст между субтильным телосложением большинства одиночников и впечатляющей физической силой. Не то чтобы я спал со всеми одиночниками, конечно, но даже визуальные ощущения — ты просто чувствуешь это в чужих напряженных мышцах, в движениях.

Сейчас — в том, как Юри держал меня за запястья, усаживаясь сверху. По рукам как ток побежал.

Юри прислонился, грудью к груди, притерся бедрами, обвил ногами. Дотянулся и поцеловал в горло. За ухом. В щеку. Добрался до губ и просто прижался, застыв так, вдавливая мои руки в кровать.

Потом сел, выпрямляясь, стащил водолазку, майку, приподнялся и расстегнул джинсы. Я смотрел, закинув руки за голову, и дурел от одного вида. Юри облизал пальцы, закрыв глаза — он этого всегда стеснялся, завел руку за спину, и тут зажмурился уже я. Не от стеснения. Наоборот.

Он так и был — абсолютно голый, бледный в темноте — когда мы добрались до отеля, в Барселоне не было и трех утра, — я же только брюки успел спустить, хорошо, хоть пальто в дверях снял.

Я придерживал его за талию, гладил живот и бедра, морщился, когда он забывался и скручивал в кулаках рубашку на моей груди, прихватывая кожу.

Юри опустился на меня до конца и вздрогнул всем телом, болезненно жмурясь.

Открыл глаза и глянул сверху вниз — как наотмашь врезал.

Я перевернул его, укладывая на лопатки, и добил в три плавных, верных толчка, натягивая за бедра на себя. Я уже знал, как ему надо, я уже любил так, как ему надо, я совершенно пропал, я был безнадежен, понимаете?

Юри драл ногтями покрывало и тихо хныкал, решив, видимо, поберечь нервы спящей за стенкой сестры.

Мои бы кто поберег.

Я лег на него и искусал мокрые губы, не выпуская, пока не закончил сам.

Даже если бы я выпустил — хрен бы куда делся, Юри держал за шею намертво.

Вся суть наших отношений.

Полюбуйтесь на это.

В голове подленько хихикал Юрка — пизда тебе, Никифоров.

Маленький победоносный Никифоров в моей же голове отвечал — не пизда, а жопа. Лучшая в мире.

Юри тихо дышал в мой висок, замерев подо мной.

Потом уполз в душ — я отмел идею мыться вместе, я хотел, чтобы он хоть немного поспал и на лед вышел, а не выполз.

Потом уснул, завернувшись в прохладную простыню на своей половине. Я поставил будильник на следующее утро, убрал его очки на видное место и ушел в душ сам.

Там бестолково стоял под водой, пока не замерз.

Из номера я удрал, чтобы не пялиться, как он спит. Мне срочно надо было поговорить с кем-нибудь, желательно, с хорошим врачом, или с Яковом, например, порция бодрящей реальности была жизненно необходима, пациент ускользал со стремительной скоростью.

В конце концов, я нашел в отеле бассейн.

Декабрьской ночью в нем было предсказуемо пусто, но на случай сложных сумасшедших предусмотрительно горел свет на площадке, а на лежаках ждали чистые полотенца.