Некровиль

В мгновение ока он оказался рядом. Черные зауженные брюки из вельветина в полоску со стрелками, похожими на лезвие ножа; белая куртка-болеро, сомбреро болтается на спине. Не хватало только чихуахуа размером с ладонь и дирижерской палочки, чтобы руководить старинным танцевальным ансамблем ча-ча-ча.

– Выглядишь дерьмово, – сказала Йау-Йау Мок, когда ее пакет с шантажом разрушил второе кольцо юридической защиты и ринулся через призраков и судебные процессы к третьему.

Яго не снизошел до шуток.

– Похоже, я подвергся атаке со стороны очень сложной антивирусной системы с искусственным интеллектом, предназначенной для идентификации и вытеснения программ моделирования личности из своего пространства памяти.

Лязг наступающей темноты превратился в непрерывный грохот, похожий на приближение бронированной дивизии. Йау-Йау попятилась вверх по лестнице, толкая перед собой свои окна событий.

– В смысле?

– Меня выталкивают из моей собственной головы. – В его голосе звучал испуг. Яго Диосдадо испугался. – Я пробовал сбрасывать воспоминания в избыточные тома, но эти чертовы штуки выталкивают меня оттуда. – Темнота теперь надвигалась со скоростью пешехода. Йау-Йау поспешила вверх, вверх, вверх по лестнице. – Йау-Йау, чтобы спасти себя, мне приходится использовать пространство, в котором работает эта программа.

– Эта чернота – ты?

– В некотором смысле. Для тебя это просто занятые байты. Йау-Йау, у тебя заканчивается место.

Она взглянула на квадратное окно. Третий круг, четвертый. Орбиты открывались перед летающей претензией; весть о ее содержании перешла с внешних уровней в прогу ядра, и в ответ прозвучала команда: «Пропустите». Но успеет ли претензия достичь цели, прежде чем у «Лестницы в небо» и всех юридических прог Йау-Йау закончится рабочее пространство и случится сбой?

– Ты можешь это остановить?

– Могу, но…

– Но пространство, которое я занимаю, понадобится тебе для разработки программ-антител. Иисус, Иосиф и Мария! – Темнота поднималась по ступенькам медленной, неумолимой трусцой. – Яго, если ты ничего не можешь сделать, тогда убирайся к черту с моей лестницы. Ты просто куча пикселей, которые можно было бы использовать лучше.

Шестой круг, седьмой круг. Чернота одним прыжком поглотила ступени позади Йау-Йау, статуи и бледно-серый слой облаков.

– Яго, прекрати меня выталкивать! – крикнула она, зная, что у него нет другого выбора. Ее жизнь означала его смерть. Его жизнь означала, что она окажется разбитой, обнаженной, беспомощной перед молнией, которую призовут жокеи «Теслер-Танос». Ее юридическую прогу пронзит разряд, а сама она сгорит дотла прямо в бархатистом вирткомбе.

Восьмой круг. Девятый и последний. Внутренняя сфера распахнулась, и в глаза Йау-Йау ударил ослепительный солнечный свет. Ядро. Обрастая хвостами и шлейфами из вопросов и перекрестных ссылок по мере того, как правовое ядро разбирало кометный пакет на части, претензия Йау-Йау приблизилась к перигелию. Пятьдесят шагов, сорок, тридцать. Тьма почти настигла адвокатессу. Яго проигрывал, его изгоняли из собственного черепа вирусы, которым нравился жар человеческих душ.

Осознание было подобно бейсбольной бите, которой бьют откуда-то из ночных субботних теней прямо по башке. Эти штуки были разработаны для атаки на искусственный интеллект. Йау-Йау сунула пальцы в рот и свистнула.

Через пятьдесят ступеней травертиновый Святой Бенедикт обзавелся цветами, пышными изгибами, фруктами, блеском для губ, сандалиями на пробковой подошве и платьем, за которое можно умереть, а потом сошел со своего постамента на лестницу.

– Приветик, Йау-Йау. О, выглядишь так, будто у тебя небольшие проблемы. Нужна помощь? – пропел серафино.

Ничто бесконечным черным монолитом падало на Йау-Йау Мок.

– Останови это! – закричала она Кармен Миранде. – Просто останови сраную дрянь!

– О, Йау-Йау, выбирай выражения. «Такие вещи говорить – Отца Небесного сердить». Я-то знаю, что можно и что нельзя; я отъела кучу ненужного пространства у молитвенных прог католиков-старообрядцев.

Йау-Йау карабкалась прочь от тьмы.

– Ты мне нравишься, поэтому я забуду про туалетный лексикон. Но только на этот раз.

Подобно радуге с фруктовым вкусом, «Кармен Миранда» растаяла, бросилась в сторону монолита и расплескалась по нему. Черное ничто покрылось пятнами цвета винограда, апельсина, вроде бы персика, желтенького лимона и клубничного пюре.