Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Пришлось идти по переулку, в котором помещался бордель. В нижнем этаже большого дома все окна настежь, летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный, все видно. Женщин много; все одеты, будто в дорогу собираются: бегают, хлопочут, посреди залы столик покрыт чистой белой салфеткой; на нем икона и свечи горят… Что бы это могло значить?

У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.

– Любезный, – спрашиваю, – что это у вас сегодня?

– Молебен, – покойно отвечал пономарь. – Едут в Нижний на ярмонку, так надо же отслужить молебен, чтобы Господь благословил и делу успех послал[96].

– А теперь опять вернемся к записи, сделанной Вл. Соллогубом.

Думаю, что только то шоковое состояние, в которое оказались повергнуты главные слушательницы, и в первую очередь чванная и гордая урожденная принцесса Бирон, в замужестве Виельгорская, и спасло Гоголя от ее сиятельного гнева. Но при этом несомненно и то, что, развертывая свою устную новеллу, Гоголь как раз и рассчитывал на то, что сумеет вызвать у своих слушательниц ощущение крайней растерянности и что никакого отпора он не получит.

Так «великий меланхолик» поступил с теми, кто осмелился учить его и утешать. Он разделался со своими великосветскими приятельницами с помощью анекдота.

Анекдоты в повестях Гоголя

Параллель к одному эпизоду из «Носа»

Кроме того что повесть Гоголя «Нос» в жанрово-композиционном отношении совершенно откровенно решена в ключе анекдота, она еще и пронизана целым рядом микротекстов, которые по сути своей являются самыми настоящими анекдотами.

Эта анекдотическая пропитка повести «Нос» очень существенна и ни в коей мере не случайна. Все дело в том, что анекдот оказывается настоящей жанровой доминантой повести и на уровне главного сюжета, и на уровне общего фона.

Напомню сейчас один из «текстов в тексте», который органически входит в состав этой гениальной повести.

Когда майор Ковалев после исчезновения носа приходит в газету давать объявление о пропаже, возникает ситуация, явно выстраиваемая как самый настоящий анекдот:

Сам чиновник, казалось, был тронут затруднительным положением Ковалева. Желая сколько-нибудь облегчить его горесть, он почел приличным выразить участие свое в нескольких словах:

– Мне, право, очень прискорбно, что с вами случился такой анекдот. Не угодно ли вам понюхать табачку? Это разбивает головные боли и печальные расположения; даже в отношении к гемморроидам это хорошо.

Говоря это, чиновник поднес Ковалеву табакерку, довольно ловко повернул под нее крышку с портретом какой-то дамы в шляпке.

Этот неумышленный поступок вывел из терпения Ковалева.

– Я не понимаю, как вы находите место шуткам, – сказал он с сердцем, – разве вы не видите, что у меня нет того, чем бы я мог нюхать? Чтоб черт побрал ваш табак! Я теперь не могу смотреть на него…[97]

Вовсе не как источник (настаивать на этом у меня нет точных данных), а как функциональную параллель к этому эпизоду имеет смысл привести сейчас следующий анекдот из записной книжки Нестора Кукольника; точнее, это два однотипных анекдота о Якове Ивановиче Ростовцеве, фигуре весьма важной в царствование императора Николая Павловича:

Имея душевные недостатки, Ростовцев был к тому же еще и заика. Это послужило поводом к забавным столкновениям.

Однажды отец пришел просить о помещении сына в корпус. На беду он был также заика.

Выходит Ростовцев прямо к нему:

– Что…о ва…ам угодно?

Тот страшно обиделся. Заикнулся, кривился, кривился, покраснел как рак, наконец выстрелил – «Ничего!» и вышел в бешенстве из комнаты.

В другой раз служащий по армейскому просвещению офицер пришел просить о награждении, но Ростовцев не находил возможным исполнить его желание.

– Нет, почтеннейший! Этого нельзя! Государь не согласится.

– Помилуйте, Ваше превосходительство. Вам стоит только заикнуться.

– Пошел вон! – закричал Ростовцев в бешенстве[98].

Впрочем, совсем не исключено, что Гоголь слышал вышеприведенные анекдоты о Я. И. Ростовцеве: он мог знать их ровно в той же степени, что и Нестор Кукольник (они оба были крайне внимательны к петербургской устной молве), просто прямых подтверждений тому, что Гоголь точно знал ростовцевский цикл, у нас нет.

Повесть «Коляска» как анекдот

Повесть «Коляска» характером своего построения и типом сюжета открыто ориентирована на анекдот. Данную особенность этой повести кратко и точно определил в свое время Г. А. Гуковский:

Это повесть, основанная на анекдоте, сжато изложенная без отступлений и «развертываний», по внешнему как бы повесть-шутка[99].

В самом деле, если в «Петербургских повестях» гоголевский текст в каждом случае представляет собой развернутый анекдот, превращенный в повесть, то в случае с «Коляской» фактически налицо анекдот как таковой, еще не обросший деталями и характеристиками, растягивающими действие, еще в полной мере не новеллизировавшийся.