Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Движение Гоголя-художника в целом можно определить как последовательное и всеохватное движение к анекдоту. А параллельно с этим развивалось и гоголевское устное творчество (увы, оно никогда не собиралось и не изучалось). На его фоне, собственно, и шло движение писателя к анекдоту.

Так что вкус к анекдоту проявлялся у Гоголя на самых различных творческих уровнях, в разных областях словесного искусства.

Как рассказчик Гоголь уже во время учебы в Нежинском лицее определился в своей несомненной ориентации на анекдот. А вот как прозаик он не отталкивался от анекдоту, а шел к нему.

Сколько написано о движения Гоголя от романтизма к реализму! А ведь это было обозначение совершенно ложного, начисто придуманного движения. В действительности все происходило совсем иначе.

Реалистом Гоголь не был, да и не собирался им становиться. Что касается романтизма, то возможно, входя в литературу, писатель находился под воздействием некоторых моделей и принципов романтической эстетики. Однако вскоре в гоголевском мире, как только он обрел оригинальность и неповторимость, все настолько сдвинулось, что говорить об его общей романтической ориентации просто неправомерно.

Я могу предложить сейчас совсем иную схему; на мой взгляд, она имеет под собою множество оснований.

В предельно густой, насыщенной фольклорности Гоголя менялась жанровая ориентация писателя – он шел от сказки к анекдоту, от невозможного как невероятного к невероятному как якобы реальному с достоверной подачей фантастического.

Излюбленной формой Гоголя стало невероятное реальное происшествие. К «натуральной школе» это не имеет ни малейшего отношения.

Анекдот – это именно тот ключик, которым можно и нужно отомкнуть мир Гоголя.

Анекдот, композиционные принципы Гоголя и их истоки

Анекдот вклинивается в разговор, оживляя его, динамизируя и ошарашивая слушателей. Анекдот не просто появляется неожиданно – он еще и должен быть к месту: неожиданность появления должна сочетаться с точностью попадания, иначе грош ей цена.

Именно так, с соблюдением двух этих условий, и рассказывал анекдоты Гоголь – великий мастер нападения из засады, предельно обдуманно просчитывавший удар, который собирался нанести. Он умел, как никто другой, сломить слушателей, прижать их к стенке, повергнуть в состояние шока.

Очень показателен в этом отношении анекдот о публичном доме, который Гоголь поведал графине Л. К. Виельгорской и ее дочерям, и произошло это в ходе беседы духовно-мистического содержания. Это был поздний Гоголь – периода второго тома «Мертвых душ», когда считалось, что Гоголю уже не до шуток. Но так же (и даже в еще большей степени) он вел себя и в молодости, еще только начиная помышлять о литературной карьере:

Гоголь жил на даче у Плетнева в Патриотическом институте. Однажды вошел в беседку беклешовского сада, за ним туда же вступил статский советник с Владимиром на шее и двумя дочками.

– Ах, здесь есть надпись, – воскликнула одна из них, – прочтем, Nadine, должно быть интересно.

Ручей два древа разделяет,
Но ветви их, сплетясь, растут…

– Это очень мило, ну а что дальше?

– А там что-то такое неразборчивое (читает по складам):

– Какая тут на-пи-са-на ху-е-вина.

– Хуёвина, хуёвина, – поправил невзначай пурист с Владимиром на шее[133].

Как правило, Гоголь вводил анекдот в разговор по некоторому контрасту, Так же, кстати, он построил и повесть «Невский проспект» – первую из своих петербургских повестей.

Повесть «Невский проспект» основана на соединении трагической истории художника Пескарева, который страстно полюбил девицу легкого поведения и покончил из-за этого с собой, с анекдотом о майоре Пирогове, который стал волочиться за хорошенькой немочкой и которого за это мастеровые Шиллер, Гофман и Кунц пребольно поколотили; причем сначала Пирогов хотел жаловаться по начальству, а потом затанцевался и раздумал.

Кстати, Гоголь очень любил рассказывать анекдоты, где персонажами выступали немцы; у него даже сложился целый немецкий цикл; в качестве примера приведу один из эпизодов этого цикла:

…Гоголь упорно молчал и наконец сказал:

«Да, немец вообще не очень приятен, но ничего нельзя себе представить неприятнее немца-ловеласа, немца-любезника, который хочет нравиться; тогда может он дойти до страшных нелепостей.

Я встретил однажды такого ловеласа в Германии. Его возлюбленная, за которою он ухаживал долгое время без успеха, жила на берегу какого-то пруда и все вечера проводила на балконе перед этим прудом, занимаясь вязанием чулок и наслаждаясь вместе с тем природой.

Мой немец, видя безуспешность своих преследований, выдумал наконец верное средство пленить сердце неумолимой немки.

Но что вы думаете? Какое средство? Да вам и в голову не придет что!

Вообразите себе, он каждый вечер, раздевшись, бросался в пруд и плавал перед глазами своей возлюбленной, обнявши двух лебедей, нарочно им для того приготовленных!