Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

– Нет, господа, я более ни за какие блага в мире нигде не буду присутствовать при чтении Писемского, кроме как в нашем кружке. Это из рук вон, до чего он неприличен! Я готов был сквозь землю провалиться от стыда. Вообразите, явился читать свой роман, страдая расстройством желудка, по обыкновению рыгал поминутно, выскакивал из комнаты и, возвращаясь, оправлял свой туалет – при дамах! Наконец, к довершению всего, потребовал себе рюмку водки, каково? Судите, господа, мое положение, – плачевным голосом произнес Тургенев. – И какая бестактность, валяет себе главу за главой, все утомились, зевают, а он читает да читает. Хозяйку дома довел до мигреня… Боже мой, уродятся же на свете такие оболтусы. Мне, право, стыдно теперь показаться в этот дом. И какая у Писемского убийственная страсть всюду навязываться читать свои произведения? Нет!.. Я теперь проучен, не покажусь нигде в обществе, если узнаю, что там находится Писемский.

Что касается Писемского, то он остался очень доволен своим чтением и рассказывал, что произвел фурор[142].

Судя по всему, мемуаристка на том вечере не присутствовала. Анекдот полностью был записан со слов Тургенева.

Афанасий Фет в анекдотах Тургенева

Об Афанасии Фете сохранилось некоторое количество анекдотов; правда, они никогда не собирались вместе и ни разу не становились предметом изучения. Причем практически все эти анекдоты были построены на контрасте личности тончайшего, изысканнейшего лирика и расчетливого, прижимистого помещика, к тому же обскуранта, человека крайне правых взглядов.

И еще хотелось бы сразу выделить одну особенность фетовского цикла.

К появлению анекдотов о Фете явно приложил руку Иван Сергеевич Тургенев. Собственно, если бы не он, то, может, и цикла бы этого не было.

Все дело в том, что Тургенев был изумительный острослов, человек беспощадной, убийственной ироничности и особого ехидства. В прозе его, кажется, это свойство личности совсем не проявилось, и об этом, видимо, потому и не принято писать, и в науке совершенно не обозначена тема «Острословие Тургенева».

А вот в быту, в непосредственном общении Тургенев острил вовсю и с блеском и, в частности, обожал передразнивать приятеля своего Фета и истории о нем как раз и строил на резком контрасте двух Фетов – поэта от Бога и скупердяя-помещика.

Так что Тургенев, можно сказать, явился повивальной бабкой фетовского цикла, а вернее, тем насмешником, острословом-проказником, который и способствовал тому, что анекдоты о Фете появились и что они были замечены современниками.

Тургенев смеялся над ним: «Он с такой интонацией произносил ЦЕЛКОВЫЙ, даже как-то ЦАЛКОВЫЙ, что уже кажется – будто он в карман его положил»[143].

* * *

И. С. Тургенев – Я. П. Полонскому, 26 янв. 1881:

«Да и вообще Фета давно на свете нет, а остался какой-то тупой кисляй по прозвищу Шеншин, которому только и жить, что на славянофильских задних дворах»[144].

* * *

«Вот наш Парнас! Наши поэты, наследники Пушкина, – в том же восторге говорил энтузиаст, – вот тот, который говорит: это Майков Аполлон! Направо – Полонский Яков Петрович, налево – Плещеев Алексей Николаевич, а вот там, на другой стороне, сидит Фет, – не унимался энтузиаст, – то есть теперь Шеншин – он, как сказал Тургенев, променял этим имя на фамилию»[145].

* * *

Фет-Шеншин, известный лирик, проезжая по Моховой, опускал в карете окно и плевал на университет. Харкнет и плюнет: тьфу!

Кучер его так привык к этому, что всякий раз, проезжая мимо университета, останавливался[146].

К проблеме «анекдот у Достоевского»

Открываем первую главу второй части романа Достоевского «Подросток». К Аркадию Долгорукому приходит его приемный отец Версилов, приходит, чтобы помириться (они были в ссоре). Гостя встречает квартирохозяин, вступает в беседу и начинает рассказывать анекдот о камне, который англичане и даже сам великий архитектор Монферран сдвинуть с дороги не могли, а вот простой торговец фруктами, выходец из Ярославской губернии, с легкостью нашел выход из сложившегося положения. И далее у Достоевского следует весьма обширное рассуждение о петербургских анекдотах, во многом связанных как раз с темой камня:

– Ах, боже мой, этот анекдот я слышал.

– Кто этого не слышал, и он совершенно даже знает, рассказывая, что ты это наверно уж слышал, но все-таки рассказывает, нарочно воображая, что ты не слыхал. Видение шведского короля – это уж у них, кажется, устарело; но в моей юности его с засосом повторяли и с таинственным шепотом, точно так же как и о том, что в начале столетия кто-то будто бы стоял в сенате на коленях перед сенаторами. Про коменданта Башуцкого тоже много было анекдотов, как монумент увезли…[147]

Остановимся сейчас на последней фразе из этого рассуждения. Мне кажется, она не совсем понятна и даже по-своему загадочна. О каком увезенном монументе идет речь? Достоевский не оставил тут никаких своих пояснений.

А. С. Пушкин в октябре-ноябре 1825 года послал А. А. Дельвигу письмо, в котором был такой стихотворный куплет: