Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Рассказ этот – переплетение целого ряда заметок, каждая из которых основана на конкретном житейском случае из жизни личности, более или менее известной в русском обществе второй половины XIX столетия. Но заметки соединены отнюдь не хаотически и даже не через личности персонажей. В первую очередь они введены в русло единой авторской концепции, выраженной в идее «загона».

Мне кажется, что эпиграфом к рассматриваемому лесковскому рассказу вполне могли бы служить слова Ф. И. Тютчева о том, что «все прекрасные изобретения цивилизации существуют у нас только в виде пародии»[158].

Все дело в том, что Лесков сопоставил, соединил друг с другом несколько реальных случаев, демонстрирующих следующую картину: введение в Российской империи вполне апробированных в Европе новшеств приводило к страшным обвалам, катастрофическим последствиям; более того, в диком, нищем «загоне» все эти новшества воспринимались как совершенно ненужные, лишние и даже вредные.

Так, Всеволожский, как с горьким ехидством замечает Лесков, задумал и осуществил опаснейшую «ересь»: построил для своих крестьян каменные дома:

Всеволожский ввел ересь: он стал заботиться, чтобы его крестьянам в селе Райском стало лучше жить, чем они жили в Орловской губернии, откуда их вывели. Всеволожский приготовил к их приходу на новое место целую каменную деревню[159].

Об удобстве жить в каменных домах крестьяне Всеволожского не только не помышляли, но и не желали ничего подобного, радуясь своим «беструбным избам». Они приобрели дешевые срубы, а каменные дома загадили:

…«Переведенцы» сейчас же «из последних сил» купили себе самые дешевые срубы, приткнули их где попало, «на задах», за каменными жильями, и стали в них жить без труб, в тесноте и копоти, а свои просторные каменные дома определили «ходить по ветру», что и исполняли[160].

Повествование о том, как крестьяне Всеволожского распорядились построенными для них каменными домами (слова «в свои просторные каменные дома определили «ходить по ветру»…» – это была пуанта анекдота), Лесков дополняет рассказом о брошюре В. П. Бурнашева «О целебных свойствах лоснящейся сажи», подчеркивая, что распространению этой книжонки обязаны были содействовать все исправники. Автор же «Загона» глубоко иронически оценивает эту брошюру как гимн курным избам. В понимании Лескова сам Бурнашев в своем отношении к новшествам европейского быта оказывается во многом сродни крестьянам Всеволожского, загадившим новые каменные дома и поселившимся в «беструбных избах». Этот вывод явился пуантой второй истории.

К случаю с брошюрой Бурнашева Лесков присовокупляет еще рассказ о разных технических нововведениях, которые богач Всеволожский завел и пробовал использовать в своих многочисленных имениях (плуги, веялки, молотилки, кирпичеделательные машины и т. д.).

А затем следует рассуждение, ключевое в контексте парадоксальной историософской, а вернее историко-анекдотической, концепции «Загона» – можно сказать, это пуанта истории о технических нововведениях Всеволожского:

Это было грустное и глубоко терзающее позорище!.. Все это были хорошие, полезные и крайне нужные вещи, и они не принесли никакой пользы, а только сокрушили тех, кто их припас здесь[161].

Так незаметно, постепенно, но последовательно автором из обзора брошюры «О целебных свойствах лоснящейся сажи», документов, свидетельств, происшествий, воспоминаний выстраивается грандиозная метафора ЗАГОНА:

Настало здравомыслие, в котором мы ощутили, что нам нужна опять «стена» и внутри ее – загон[162].

Концепция Российской империи как некоего ЗАГОНА, с жесткой иронией сформулированная Лесковым, стала как нельзя более актуальна с введением при Сталине «железного занавеса», когда насмехались над лучшими порядками и стали внушать, что дурное хорошо, а хорошее дурно и что все свое априорно лучше, чем чужое. И совершенно закономерно, что был создан новый творческий эквивалент лесковского «Загона». Им оказался гениальный рассказ Андрея Платонова «Епифанские шлюзы».

2

Обратившись к обстоятельствам и документам Петровской эпохи, Андрей Платонов остановился на материалах о строительстве шлюзов, которые должны были соединить Волгу и Оку.

Неимоверные усилия, которые были затрачены британским инженером Бертраном Перри, руководившим возведением шлюзов, оказались совершенно напрасными:

Вечное посмешище установили, великие тяготы народные расточили[163].

Принесенные жертвы оказались не нужны. Причем епифанские бабы, в отличие от опытного, но вместе с тем наивного британского инженера, об этом заранее уже знали:

А что воды мало будет и плавать нельзя, про то все бабы еще год назад знали. Поэтому и на работу все жители глядели как на царскую игру и иноземную затею[164].

В самом деле, по выстроенному каналу, как подчеркивает автор, могла проплыть разве что лодка, да и то не везде: