Тем не менее, несмотря на задержку в формировании, взгляд Рихарда фон Вайцзеккера на исторические события стал началом новой эры, поскольку предполагал уважение к памяти освободителей и победителей, объединивших в себе, как и антигитлеровская коалиция, самые разные силы. Федеральный президент не замедлил упомянуть о решении, принятом Советским Союзом в 1939 году в пользу гитлеровской Германии и против Польши, а также о последствиях вступления советских войск в Восточную Европу, но сухо признал при этом, что «инициатива войны исходила от Германии, а не от Советского Союза. Именно Гитлер прибег к насилию. Начало Второй мировой войны по-прежнему ассоциируется с немецким именем»[162]
.Перемена во взглядах ФРГ на войну и её окончание не в последнюю очередь была связана с изменениями на мировой политической арене. Возможность для такой перемены представилась благодаря только что начавшейся перестройке. Тогда ещё невозможно было предвидеть, к каким значительным изменениям она приведёт, но происходящее уже требовало иного подхода к восприятию истории. На нелюбимого некогда восточного героя стали, в связи с возникшей у него тягой к реформам, смотреть более благосклонно.
Сегодня всё это отошло в прошлое. Прошло тридцать лет, и кажется, что с биполярным Ялтинским миром покончено. Больше нет нужды ни в былом разделении на блоки, ни в договорённостях с державами-победительницами, в том числе восточными. Кого теперь волнует визит Аденауэра в Москву в 1955 году, по итогам которого, благодаря великодушию московских правителей, удалось не только вернуть на родину последних военнопленных и интернированных, но и создать фундамент для равноправных дипломатических отношений и впервые подорвать притязания Бонна на единоличное представительство всех немцев? Кого интересуют трудные, но успешные переговоры периода Новой восточной политики, когда Московский договор, заключённый в августе 1970 года и сделавший возможным договоры с ГДР 1971–1972 годов, позволил нормализовать отношения между частями разделённой послевоенной Германии? Даже согласие Советского Союза на объединение Германии в ущерб ГДР сейчас не играет большого значения, равно как и данные некогда обещания, касающиеся умеренной и неагрессивной политики по отношению к России и другим государствам-преемникам Советского Союза.
Если Германия вновь хочет примерить на себя ведущую роль в Европе и мире, ей нужно свести счёты со своей историей. Раскаяние, которое она испытывает по поводу преступлений прошлого, определённо является искренним, но подчинено, как и во времена холодной войны, конкретным интересам и носит избирательный характер. В интересах Германии признать и защищать право Государства Израиля на существование – куда труднее добиться от неё бескорыстной и щедрой компенсации для лиц, занятых на принудительных работах, обитателей гетто и военнопленных, как и возвращения «оккупационного займа». Доказательством тому спор о возмещении ущерба лицам, занятым на принудительных работах. Спор этот продолжался до тех пор, пока немногим оставшимся в живых не были наконец выделены незначительные суммы. Немецкая экономика, бывшая в своё время основным выгодоприобретателем от этого подлого вида эксплуатации, оказалась менее склонна отдавать, чем брать и выколачивать. Дошло даже до недостойных дрязг в Афинах по поводу выплаты Германией военных репараций.
Спустя три года после окончания войны влиятельный журналист и кандидат в члены политбюро СЕПГ Рудольф Геррнштадт поднял вопрос, который имел ключевое значение для германско-советских отношений послевоенного периода, ознаменовавшегося переживанием неоднозначного опыта освобождения и оккупации. Девятнадцатого ноября 1948 года он написал статью «О “русских” и о нас». Это сочинение появилось в конце 1948 года – года, имевшего решающее значение для начала холодной войны и процесса планомерной сталинизации восточноевропейских союзников, – и является документом, отражающим состояние национального самосознания и процесс осмысления левыми отношения к Советскому Союзу.
В этом сочинении затрагивается один из редких аспектов размышлений левых об их отношении к ведущей восточной державе, бывшей для немцев и немецких коммунистов, в первую очередь, державой-победительницей. Именно эта держава дала немецким (а также восточноевропейским и восточноазиатским) коммунистам шанс на альтернативную, социалистическую перспективу развития их страны, обеспеченную силовой поддержкой со стороны. Как показал 1948 год, это была перспектива, тесно связанная с внешней политикой и политикой безопасности Советского Союза, предполагавшая неуклонное следование советской общественной и экономической модели.