Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология

Ситуация бы существенно упростилась, освободись немцы от гитлеровской клики своими силами и прояви они стремление к заключению мира на Востоке. Но этого не произошло. Лозунги нацистского руководства «Стоять насмерть!» работали вплоть до трагического конца. Страх перед возмездием за совершённые на Востоке преступления, а также нарастающая волна террора по отношению к уклонистам и дезертирам способствовали тому, что немецкие солдаты и мирные жители сохраняли волю к сопротивлению почти до последней минуты войны, и даже после её окончания.

Не стоит забывать и об операции, начатой 20 июля 1944 года, без пяти двенадцать, немецким Сопротивлением в лице представителей элит, а точнее офицерского корпуса, среди которых было много выходцев из Пруссии. Даже при благополучном её исходе заключение мира и компромисс с Советским Союзом рассматривались лишь как самая крайняя мера.

Слишком многие из заговорщиков 20 июля 1944 года были бы готовы продолжить борьбу на Востоке, с перевёрнутым фронтом, но без Гитлера, его сторонников и его террористического аппарата. «Большевистская угроза», связанная с ней опасность социализма и её геополитические масштабы мобилизовали участников Сопротивления. Важно отметить и тот факт, что даже после провала операции 20 июля 1944 года и жестокой ликвидации её участников, а также настоящих или мнимых сообщников, мысль о продолжении войны без Гитлера не покидала оставшийся руководящий состав вермахта и высшее политическое руководство. Связь, которую они втайне поддерживали с западными членами антигитлеровской коалиции через агента секретной службы Джона Форстера Даллеса в Швейцарии, позволяла им надеяться на понимание со стороны Запада. Нельзя не ужасаться тому факту, что Уинстон Черчилль планировал операцию «Unthinkable» («Немыслимое»), предполагавшую плавный переход к войне с прежним союзником, Советским Союзом, с использованием интернированных солдат вермахта[167]. Но пока что такой резкий поворот был «немыслим».

Рабочие партии, напротив, ориентировались в первую очередь на восточного соседа. Для КПГ (Коммунистической партии Германии) это было неудивительно, но в том же направлении мыслили и левые социал-демократы, и другие антифашисты. В «Манифесте демократических социалистов бывшего концентрационного лагеря Бухенвальд» от 13 апреля 1945 года, представляющем собой возможную программу действий, разработанную самостоятельно от расколовшегося рабочего движения, подписавшиеся левые поясняли: «Мы желаем как можно скорее быть принятыми во всемирную организацию мира и безопасности и, выступая в характере судьи и участника международного юридического пространства, внести вклад, ценность которого признают другие народы.

Поэтому даже в самом отчаянном положении мы не откажемся от собственной социалистической внешней политики. Внешняя политика Германии должна проводиться в самом тесном согласии с Союзом Советских Социалистических Республик. Наша высшая цель – в сотрудничестве со всеми социалистическими государствами прийти к созданию сообщества европейских государств, которое, благодаря их единству, гарантирует порядок и благополучие нашему переживающему тяжёлые испытания континенту.

Это сообщество поможет Европе вернуться к выполнению своей культурной миссии, теперь при социализме. Первую предпосылку к этому мы видим в германско-французском и в германско-польском взаимопонимании и сотрудничестве, вторую – во вхождении Германии в англосаксонскую культурную среду. Таким образом мы хотим сформировать общеевропейское сознание, которое одно лишь может принести народам мир»[168].

С окончанием Второй мировой войны в Европе Потсдам, где с 17 июля по 5 августа 1945 года прошла конференция трёх лидеров стран антигитлеровской коалиции, стал местом, определившим основные вехи отношений Германии и великой восточной державы[169]. Участники тех событий – Гарри С. Трумэн, И. В. Сталин и Уинстон Черчилль (до июля 1945 г.), а также преемник Черчилля Клемент Эттли (с 28 июля) – как и большинство немцев, вряд ли это осознавали, но итоги Потсдамской конференции, ставшей продолжением тегеранских (в 1943 году) и ялтинских (в феврале 1945 года) встреч, определили су́дьбы Германии, Европы и всего мира на без малого пять последующих десятилетий. Это касалось, в частности, конфигурации европейских границ, открытия азиатского региона для нового порядка после предполагаемого поражения Японии, а в первую очередь, урегулирования немецкого вопроса, в том числе дальнейшей судьбы оккупационных зон в Германии, на которые претендовали четыре державы, включая Францию, и будущее Германии в целом.