Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология

Есть факты, которые заставляют задуматься – ведь это они определяют успехи и неудачи сегодняшней исторической политики, направленной против ГДР и социализма. Политики стараются не вспоминать о том, что в 1989 году им представились три пути, ставшие на короткое время двигателем для меньшего из двух немецких государств. С одной стороны был путь к капиталистической, ориентированной на Запад, современной Федеративной Республике, которая смогла создать действующую парламентско-федеральную демократию и привлекательное социальное государство, по-прежнему эффективное, несмотря на «духовно-нравственный переворот» 1982 года. С другой стороны – аварийное здание ГДР, которая рассматривала себя как альтернативу капитализму и обещала указать путь к господству рабочего класса и большинства общества. Она предлагала высокую степень социальной защиты, в лучшем случае управляемую демократию, а вместе с тем верховенство одной партии и тесного круга руководящих лиц, в эту партию входящих. И тогда, сознательно отмежевавшись от тех, кто отвернулся от ГДР и идеи социализма, общественные движения и реформаторы СЕПГ выступили в едином порыве, чтобы утвердить и основать независимую альтернативную ГДР[202]. Они желали двойной модернизации, и на Востоке, и на Западе[203].

Не удалось ни то, ни другое: Запад вообще не рассматривал эту идею как возможную. Общественные движения и реформаторы СЕПГ вынуждены были вместе со всеми наблюдать победу капиталистического пути старой ФРГ. Прежнее западногерманское государство могло претендовать на многообещающий конец истории – успех преображённого строя благодаря рыночной экономике и парламентской демократии капитализма, который, казалось бы, уже не был тем капитализмом, против которого выступало рабочее движение в XIX – начале XX века. Ныне общество переосмысляет новейшую историю, считая и ГДР, и «третьи пути» иллюзорными. Но оно не хочет понять, почему в 1989 году члены общественных движений, выступая, разумеется, в оппозиции к ГДР, построенной на базе сталинизма, но учитывая и особенности ФРГ, потребовали участия сотрудников предприятий в принятии хозяйственных решений. Как выразился тогда Ханс-Юрген Фишбек, представитель политического движения «Демократия сейчас» («Demokratie jetzt»), речь не в последнюю очередь шла об «использовании прибыли (прибавочной стоимости), т. е. её распределения в рамках раздела прибыли, инвестиций и других фондов компании после вычета налогов и социальных резервов». Так возникнут интерес, мотивация и коллективистский настрой». В то же время в этой «социалистической рыночной экономике должны быть установлены чёткие границы […], деятельность банков и кредитование должны контролироваться государством […], то есть никакого рынка капитала и тем более никаких фондовых бирж»[204]. Активисты общественных движений всё ещё верили, что эти вопросы подлежат обсуждению, и даже представить себе не могли, что «NRW», аббревиатура от названия западногерманской федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия, оказавшей им дружескую помощь, скоро будет расшифровываться по-другому: «Nun regieren wir!» («Теперь правим мы!»).

Результат, как это часто бывает в истории, не оправдал ожиданий. Вольфганг Шойбле, представлявший Бонн на переговорах об объединении, был, безусловно, в своём праве, когда в 1990 году заявил представителям пока ещё существующей ГДР: «Дорогие вы мои! Речь идёт о вступлении ГДР в Федеративную Республику, а не наоборот. У нас хорошая конституция, которая доказала свою состоятельность. Мы всё сделаем для вас. Добро пожаловать. Мы не станем бессердечно игнорировать ваши пожелания и интересы. Но это не объединение двух равных государств. Мы не станем начинать всё сначала при равных исходных позициях. Есть конституция, и есть Федеративная Республика Германия. Позвольте нам исходить из того, что у вас сорок лет этого не было. Теперь вы имеете право присоединиться к нам, и мы принимаем это во внимание»[205]. Те, кто получил большинство голосов на выборах в Народную палату в марте 1990 года, не считали себя защитниками интересов ни социалистической, ни даже обновлённой демократическо-социалистической ГДР. Они правильно поняли, чего хотело большинство граждан ГДР. Граждане же к тому моменту уже не думали о том, стоит ли сохранять государство, а хотели как можно скорее принять заманчивое предложение ФРГ, пусть даже связанное с некоторыми рисками.