Интересно, что к своим замечаниям о политической социологии немецкого еврейства Курциус добавляет такие слова:
Мучительно и неловко вдаваться в такие вещи. Но еще мучительнее смотреть на немецкую интеллигенцию, которая обходит любые проблемы, почитая их за табу. К сожалению, эти круги и им прислуживающая журналистика заставили нас поверить, что лучшее решение – это молчание, что полезнее просто не говорить о проблемах…344
Здесь видится прямая реакция на критику со стороны Мангейма: как мы видели, автор «Идеологии и утопии» обвинял Курциуса именно в том, что тот ограничивает научное мышление рамками «разрешенного» и что ученые в такой ситуации могут начать вообще избегать сложных и спорных вопросов345.
Между прочим, в «культурном национализме» Курциуса впервые обвинили еще во времена его занятий французской литературой: тогда с критикой его книги «Die französische Kultur» выступил преподаватель и переводчик Кристиан Сенешаль346. Курциус отреагировал на его упрек с резкой и болезненной иронией:
Господин Сенешаль – не только педагог и критик, но еще и невероятно прозорливый психолог; он, можно сказать, срывает маски, разоблачает. А я ведь так старательно скрывался! Будучи националистом и немецким народником, я изобрел исключительно коварный метод, чтобы всячески обманывать французов. Я выбрал себе маску европейца и мимикрировал под сторонника межнационального взаимопонимания. На протяжении десяти лет я рассказывал немецкой публике о великих французских писателях, толковал их, рекомендовал, восхвалял – но нет, этого мало! Чтобы уж точно не вызвать подозрений, я составил еще целую книгу о французской культуре, о которой во Франции говорят, что написана она с пониманием французского духа и с большой к этому духу симпатией; в Германии, с другой стороны, горячие головы клеймят меня за эту книгу как преступника…347
Что касается духа Франции, то здесь баталии вокруг Курциуса и его мнимой идеи о немецком превосходстве давно улеглись348, да и связаны они были главным образом с националистическими французскими кругами, не принимавшими самой мысли о том, что основы французской культуры может излагать и толковать немец. Критика слева, впрочем, в послевоенные годы на какое-то время обострилась: нельзя вновь не заметить, как Курциус постоянно (иногда даже одновременно) делался мишенью для представителей всех политических полюсов; в XXI веке, впрочем, идеологические споры вокруг «Немецкого духа в опасности» тоже почти не звучат, и в околокурциусовской литературе политические упреки не особенно прижились349.
Добавим, что еще в 1932 году, сразу после публикации «Немецкого духа в опасности», на эту книгу вышла рецензия в еврейской немецкой газете CV-Zeitung (печатный орган объединения Central-Verein deutscher Staatsbürger jüdischen Glaubens). Автором выступил штутгартский юрист Вальтер Штраус350, а сама рецензия лучше всего отражает то настроение, с которым книгу Курциуса восприняло тогдашнее немецкое еврейство. Этот текст в рецептивном отношении представляется гораздо более важным, чем позднейшие обвинительные импликации, составленные политическими противниками Курциуса. Приведем рецензию Штрауса полностью351.