Немного времени для синицы (СИ)

Я подождал несколько секунд и с наслаждением сказал:

— Тайна следствия.

Пат вздохнул и сам ответил на свой вопрос:

— Татуировка. На шее сзади, — он повернулся ко мне спиной, подняв рукой волосы. Круг, черточки по сторонам света, точки, соединенные между собой. Четыре сегмента в круге.

У меня что-то заныло в животе. Может быть, голод.

— У жертвы она незакончена.

— Будет закончена. У других, — тихо проговорил Пат.

— Ты-то откуда знаешь?

Пат ушел, но быстро вернулся, держа в руках куртку. Что-то достал из кармана. Самодельную машинку для татуировок, в пакетике, окровавленную.

— Что…

— Я проснулся в нескольких метрах от второй жертвы. Рядом лежало это.

— Я не понимаю.

— Я тоже, — Пат посмотрел на меня и погладил раненое плечо, — Помнишь, тот случай, когда я поймал тебя на помойке?

— Еще бы — забыть.

— Я был без оружия.

— Меня тоже это удивило.

Пат утомленно посмотрел в окно:

— В общем, я лунатик. Хожу во сне. Могу забрести черте куда. Сплю в подвале. В подвале, твою мать! — он, бешеный, повернулся ко мне, — Не помогает! Я выбираюсь из-под всех замков.

— Тебя кто-то мог подставить?

— Вполне. Для того, чтобы с этим разобраться ты мне и нужен.

Чайник закипел.

Давно я не был хоть кому-нибудь нужен. Только делал свою работу. Делать работу и быть нужным — это ведь разные вещи?

— Я знаю, о чем вы договорились с Ван Мэем.

Ну сколько можно, а. Всё-то вы знаете. Один я ничего не знаю.

— Оставь это мне. Он получит информацию. На пиалке и с китайскими палочками.

Так просто, да? Вот так — заявиться, сказать «ты мне нужен»? И всё по-прежнему?

Мне кажется, я уже не хочу знать правду, вообще не хочу. Пусть она лежит и гниет там же, где лежала, не касаясь меня, моей оставшейся семьи, Айви, Джона, всех-всех. Но правда в лице Пата пришла ко мне в дом и всё разворотила. Правда ни с чем не считается, она просто приходит, нужна она тебе или нет, ей наплевать. Она просто приходит.

========== Глава 7 Длинный разговор-2 ==========

— Пат, это глупо, — я разливал чай по чашкам, пока Пат нарезал белковую массу и кукурузные лепешки на ломтики, — Глупо делать татуировки на шеях жертв.

Пат закончил и убрал нож в раковину. Встал, взявшись за край стола пальцами.

— Не глупо. Сам посуди — рано или поздно прознают, что я шатаюсь по ночам, — он почесал характерным жестом глаз, затем пятерней взлохматил волосы. Знакомый такой жест, и как будто не было этих нескольких лет, — Мне не сдобровать, если узнают, что я совсем — того.

Я хмыкнул:

— Куда уж больше.

— От убийства я еще как-то смогу отвертеться, — продолжил Пат.

— Дать всем на лапу?

Он поднял уголки губ в усмешке:

— И это тоже.

— Боишься за репутацию?

— Боюсь.

— Боишься, что больно падать будет. Так высоко сидишь.

— Высоко и далеко. Только теперь горизонт заволокло туманом.

Я взял белковый кусочек и положил на лепешку, откусил.

— Только зачем делать татуировки. Это странно.

— Ничего странного. Я уже делал такую татуировку, — он снова повернулся ко мне спиной, рукой приподняв волосы, — Знакомая?

Я опустил бутерброд и медленно дожевал.

— Черт бы вас всех побрал! — выпалил я, дожевав, — Как вы мне все надоели!

Я резко встал, отпихнув стол, тарелка с лепешками и белковыми ломтиками отлетела, опрокинувшись, чашки с чаем булькнулись на пол. Кавардак. Кавардачерте… кавардакачерте…

Солнце светит сквозь шторы, такое яркое. Когда кто-то умирает, солнце всё равно светит. Оно никуда не девается. Как бы человек или даже животное мучительно ни умирало, солнце всегда ярко светит. Я считаю, это несправедливо.

В честь траура можно было бы и притушить солнце, немного, как лампу. Сегодня оно на минуту погаснет. Интересно, а вдруг солнечное затмение — это траур солнца по кому-либо.

Я хожу в обнимку с погасшим солнцем уже несколько лет. А кто-то вытатуировал солнце себе на шее.

Пат сидел рядом, на полу, безмятежно пил чай. Ну да, он привык.

— Тебе становится хуже.

Я приподнялся на руках:

— Мне нормально.

Пат пожал плечами.

— Ты теряешь контроль.

— Я живу, как могу.

Пат со злостью отставил чашку:

— Вот вы два идиота, а. Один злой как дьявол, другой — упрямый как осел.

— Мы разные. Может, именно поэтому один из нас мертв, а другой — всё еще жив.

Пат с интересом посмотрел на меня:

— Никогда не хотел с ним поменяться местами?

— Хотел. Но не выйдет, — я уселся, подтянув ноги к груди, — Чай остался?

— Остался. Сейчас налью. Только еду ты на пол уронил.

— Давай. И так сойдет.

Пока Пат суетился, я думал. Знакомая татуировка-солнышко. Очень знакомая. Как же я мог забыть. Когда-нибудь, наверное, я и лицо Дерека не вспомню.

Два «ха-ха». Даже если захочу — не забуду. Оно всегда будет таращиться на меня из зеркала. Ну вот оно, это личико, на четверть японское. Остальное всё в славянской крови. Глаза только чуть-чуть с раскосом оставили, но цвет каре-зеленый. И темные волосы. А так: скулы, подбородок волевой вытачки. Ничего так личико, бывает и хуже. Нормальное личико.

Иногда я думаю, что хотел бы родиться в одиночестве, без брата. Быть одному на земле.