Немного времени для синицы (СИ)

Они мне не сказали ни слова, только друг с другом перешептывались. Летиция под шумок уговорила нашу бутылку джина. Я заказал водки и пил ее один. Пат поглядывал на меня, намереваясь что-то сказать, но так и не решался. Без очков его глаза были как два темных жука, ползали по моей коже, всё хотели залезть глубже, туда, где душа, наверное. А где у меня душа. А есть ли она у меня вообще.

Сказать: «Прости, друг, я сломал тебе руку просто так»?

Или: «Прости, друг, я сломал тебе руку, потому что могу и потому что сильнее»?

Или: «Прости, друг, я сломал тебе руку. А еще я, бывает, хочу вбить тебе зубы в глотку»?

— Я сломал тебе руку, потому что я мудак, — пробормотал я.

Пат повернулся ко мне:

— Что? Не слышу! — он наклонил ухо и притворным жестом показал здоровой рукой, насколько же он глухой. А я опять сам с собой разговаривал.

— Прости, говорю, — рявкнул я ему прямо в нежное на просвет ухо, с длинной болтающейся сережкой-цепью. Пат дернулся и заржал.

Бабочка может дружить с пауком, но паук ей все крылья переломает и сожрет в конце, читала мама одну из своих сказок. То кошка с птичкой, то бабочка с пауком. Зоопарк какой-то.

Я всегда забываю, что Пат слабее меня. Он обычный человек. А я, хоть и инвалид, но синтет и могу запросто не рассчитать свою силу.

Я всегда забываю, что, несмотря на то, что Пат поднялся так высоко, ему будет очень больно падать. Он намного слабее меня. И у него ничего и никого нет. Даже мертвых, вставших уродливым крестом, которых стоило бы поливать слезами из грязного чайника.

У Пата нет никого, кроме меня, Летиции и Айви.

Кроме выстроенной им самим империи. Маленький принц-император и его королевство, полное недоброжелателей, готовых свалить Пата, лишь только он покажет слабину.

И кто-то нашел его единственную слабость и давит на нее.

— Вот теперь я тебе верю.

Пат улыбнулся, пока медик накладывал на его сломанную кисть гипс. Эту же руку я недавно самолично промывал антисептиком.

— А до того не верил?

Я кивнул.

— Всего детства тебе было мало, значит.

— Детство вообще ничего не значит. Ты изменился. Но и остался прежним. Я забыл, каким ты являешься на самом деле. Забыл твою суть.

— И какова же моя суть, — заинтересовался Пат, положив голову на плечо.

— Ты не дойдешь до края своих извращенных фантазий. Насочиняешь о себе столько, что и близкие перестанут разбираться, где есть правда, а где — ложь. Но отбросив маску, ты останешься маленьким мальчиком, который воровал у нас в саду яблоки, — я придвинулся через стол ближе, — Тот мальчик не мог бы совершить такие убийства.

Проведя пальцем по краю бокала, я продолжил:

— Тот, кто совершил эти убийства, вытащил из себя наружу всё темное, что имел. Выпотрошил себя и явил на свет. Под маской он, может, и добренький дядюшка. А в сути — чудовище.

— А я, значит, органически на зло неспособен, — Пат показал зубы в ухмылке.

— Задрал уже лыбиться.

— Чем тебе не нравится моя улыбка? — искренне удивился Пат.

— Да ты серьезным не бываешь!

Он завозмущался сразу:

— Я отдыхаю! У меня сегодня день отдыха! Всю неделю трудился.

— Проверял гончих и торчков, тот ли товар донесли? Не облапошили ли честных покупателей?

Пат захихикал в ответ.

— Бог устал, бог пошел отдыхать?

— А знаешь, что я хочу? — вдруг перебил Пат.

— Что.

— Танцевать! — он подскочил, здоровой рукой подцепил меня за плечо и стал тянуть на себя. Я смотрел на него как на идиота. Пат мялся рядом со мной, напевая прилипчивый мотивчик. Я взглянул на голоэкран: на ринг уже запустили одного из бойцов.

Вдруг мне в голову пришла совершенно потрясающая по идиотизму идея.

— Хочешь выйти на ринг? — он опять прочитал мои мысли.

Я вытаращился на него, до сего момента отключившийся от окружающей реальности.

— Я бы вышел на ринг с тобой, — вдруг ляпнул я, — если б не твоя рука.

Надо было видеть лицо Пата. Мне аж страшно стало, как ему понравилась моя идея. Он теперь точно от меня не отстанет. А я к завтрашнему утру успею найти десяток причин, почему выходить на ринг не стоит.

— У тебя — нога, у меня — рука.

Я со злостью посмотрел на него.

— Нет. Не сегодня. Ни за что.

Пат резко стал походить на маленького капризного мальчика, в халате, а-ля «Дэвид Боуи».

— Ну пойдем, а. Ну пожалуйста, — канючил он.

Я отпихнул его:

— Я тебе, блин, руку сломал! Ты вообще дурак, что ли, идти со мной в таком состоянии.

— Ну Марек.

— Нет.

— Марек, — на тон ниже. Включил соблазнение.

— Нет, я сказал, — я встал из-за стола и направился к выходу, — я пьян, а ты не только пьян, так еще и ранен. Хоть об этом подумай.

Пат прошмыгнул вперед меня и встал напротив, загораживая спиной выход:

— Если ты боишься, что мы будем выглядеть смешно, то пошли на свалку. Один на один. Без свидетелей.

Я задумался над идеей. Не отстанет ведь.

— Говоришь, Марек, ты упрямый как осел. А сам? — спросил я.

Пат сделал большие глаза, словно увидел сексуальных зеленых инопланетян:

— Согласен?

Я помялся, ради проформы.

— Ну.

Пат подпрыгнул на месте, издав победный клич, подбросив руки вверх, одну — в гипсе.

Что-то внутри меня стонало и проклинало меня же. Наверное, это моя глупость говорила, что тут я перещеголял сам себя.