Немного времени для синицы (СИ)

Аделина осталась ждать.

Через десять минут открылась дверь сбоку. Раздатчица внесла мешок с крупой и ногой двинула-пнула ящик с консервами, сверху бросила упаковку мыла. Дверь закрылась, где-то там же щелкнул замок. Всё, тишина.

Аделина подошла, взяла мыло, понюхала. Хорошее мыло. Обернулась, помахала рукой, и они высыпали, попрыгали, загалдели, хватая консервы. Крысёныш взвалил на плечи мешок с крупой. Теперь и в убежище можно, они будут сыты на ближайшие несколько дней. После — опять воровать, опять карточки, опять пайки. Опять драки, облавы, шрамы, сопли под носом, кровь на ладонях.

Вот она, жизнь его, какого же цвета: цвета ли крови, цвета ли неба, пыльных солнечных лучей через зарешеченное подвальное окошко. Ему надоело, но он и иметь другого ничего не смог бы. Сворует если только, и хорошо. Или по-другому.

Он знал как — по-другому. Они все это знали. Какой угол да какой улицы, во сколько прийти. Переулки, провонявшие зажаренной мочой и блевотиной, он знал их наизусть. Ему было больно, первые несколько раз. Потом привык.

Крысы ко всему привыкают. Выживают в любых условиях.

Со временем у него появились постоянные клиенты. Один, недавний, затянутый с ног до головы в эло-кожу, только щелочки для глаз оставил, покупал ему самую вкусную еду, пару новых рубашек. Аделине крем для лица передал. Хороший. Он ему больно не делал никогда.

«Кожаный» крысёныша пальцами щупал, проверял что-то, все его шрамы высмотрел, повертел туда-сюда. Пригласил к себе. У них уговор был: идешь на дело, ни с кем из этих не ходить. Переулки, улицы — да, но не ходить к этим домой. Никогда.

Инстинкт самосохранения у крыс четкий.

А тут «кожаный» поманил перед крысёнышем взломанным коммутатором. Твое, говорит, только ко мне пойдем. Мы же с тобой давно знакомы? Ты же мне доверяешь?

Взломанный коммутатор. Очень дорогой подарок. Очень большая плата. И крысёныш решился.

«Кожаный» повез куда-то крысёныша на автомобиле. Кредитов у «кожаного» было полно, если и тачку мог себе позволить. Что ему какой-то коммутатор старой модели.

Попетляли улочками, крысёныш головой мотал, пытался сообразить в какой они части города. Не часть метро синих, не бары и клубы красных, не пагоды желтых, не космопорт зеленых, не свалка. Где же я. Где я.

Ты мне доверяешь, говорит. Доверяй мне. Я же не делал тебе ничего плохого.

Они зашли под козырек дома, «кожаный» открыл дверь с кодовым замком — набрал комбинацию. Помещение осветилось — мелкие лампочки по периметру. Серые со стальным отливом стены, крюки с цепями сверху вниз падают, покачиваются. Крысёнышу стало не по себе, «кожаный» его приобнял за плечи, подтолкнул другой ладонью в спину.

Иди, говорит, не бойся. Ты же мне доверяешь.

«Кожаный» провел крысёныша в другую комнату, прятавшуюся под серой же дверкой, незаметную. Там было темно, свет хлопком включили. Недра комнаты держали в себе разноцветные пуфы-подушки и головизор. Крысёнышу стало чуть спокойнее, он разбежался и прыгнул на ближайший пуф, руки-ноги свесил, перевернулся на спину, «звездочкой».

«Кожаный» сходил куда-то, принес подносик с блестящим серо-черным порошком.

— Это лучше клея, что вы нюхаете. Лучше любой выпивки.

Крысёныш посмотрел с подозрением.

— Ну нет.

— Попробуй, — «кожаный» пальцем зачерпнул крошку, слизнул, — Это безопасно. Смотри, как делаю я. Тебе понравится.

Доверяй мне. Доверяй. Тебе понравится.

***

У Пата был джип, синяя махина, на огромных колесах — «биг-фут», жрал эло-топливо литрами, вонял — тоже здорово. Ну и смотрелся, само собой, устрашающе. Он один такой в городе. Даже Эрик предпочитает ездить на мэрсе старой модели. А у Эрика кредитов больше, чем у нас всех вместе взятых, Эрик владеет Космопортом и всем окружающим Зеленым сектором.

Я посмотрел на лицо Пата. На перелом. Снова на Пата.

Подумал, что я тут вообще делаю.

— Ну ты точно дурак.

— Это почему.

— У тебя рука сломана.

Пат засмеялся:

— Мне один раз перебили плечо, а я всё равно машину вел. Ничего, терпимо.

— *****, — только и сказал я. Но никуда не ушел. Хотя всё внутри выло сигналом воздушной тревоги.

Свою машину Пат ласково называл «лапочка». На «лапочку» пришлось забираться по лесенке. Хорошо, что лапочка оказалась спокойной и смирно дожидалась хозяина. Меня же «лапочка» нервировала. Я с предубеждением отношусь к любому виду транспорта, что не является мотиком.

После аварии.

Я свернулся, сжался, ноги сомкнув, руку левую в подмышку правой засунул, чтоб как можно меньше места занимать, свободной рукой вцепился в поручень на дверце. Пат поглядел на меня без улыбки, почуял что-то, но ничего не сказал. Машину не заводил. Так и сидели мы, перед собой глядя, я, вцепившись, и Пат, руки на руль, положив, в молчании сидели.

— Марек.

Я повернул голову на голос.

— Мы можем никуда не ехать. Езжай домой. Или давай на мотике за мной.

Я поерзал:

— Я залез-то с трудом. Предлагаешь еще и спускаться обратно? Заводи.

Пат включил зажигание.

— Как ты по улицам на таком… такой… разъезжаешь?

Пат улыбнулся:

— Ну как… По-всякому.

— Размер машины характеризует размер твоего самолюбия? — решил я разрядить обстановку.