Немного времени для синицы (СИ)

— Иди к черту.

— Да я и есть черт.

Я думал о чем-то, сам не мог сообразить. Мысли катались туда-сюда как на русских горках, неуловимые, я даже и ухватить ни одну из них не мог, так лень было. Мозг мой уже был в стадии разжижжения от выпитого ранее алкоголя, жары, драки.

— Белый как твои зубы?

— Черт?

— Кокс.

Я вздохнул:

— Ну поехали что ли.

Ночь когда-нибудь должна была закончиться. Так пусть она закончится дорожкой кокаина.

И придет день. Белый как черт. Черный как ангел.

***

Квартира у Пата была под стать его машине. Такая же вопиющая. Ядовито-салатовые обои с рисунком из ящерок. Салатовые же занавески. Салатовый, мохнатый, в траву, пол. Всё остальное — в стекле. Это кухня. Еще была огромная черная ванна, а кафель и пол — зеркальные. Комната была ярко-багровой, с черными деревянными балками. Черные шкафы из дерева, настоящего дерева — я потрогал. Открыл, поглядел внутрь, закрыл. Канаты держали большущий матрас, заправленный черным бельем.

Я бы обозвал его квартиру каким-нибудь нецензурным словом.

А цензурное… Ну, веселая, может. Безумная?

Чеканутая?

Шизофреническая?

Пат провел меня в комнату, на столике разложил по паре дорожек, карточкой разравнял. Втянул одну через трубочку, показал рукой — присоединяйся. Я сел на корточки, затянулся. Пат достал сигареты и зажигалку. Хорошие сигареты, «Мэйстерс», виргинский табак с Центавры. Держал сигарету он забавно — левой рукой и тремя пальцами: большим, указательным и средним. Сидели мы в молчании, долго ли коротко, а сказочке всё не конец. Меня стало пробирать, мысли заметались. От кокса мне почему-то всегда становится слишком уж взбудораженно. Надо что-то делать. А если я не буду что-то делать, то мне будет тревожно.

Стены заалели, они не просто багровые, они еще и в прожилочку, оказывается. Беленькую такую прожилочку.

Чувствую — взгляд. Пат смотрел на меня в упор. Я тоже в упор на него уставился. Оба молчим. Напряжение сказывалось, мы его не сбросили в драке, только накалили больше. Напряжение тянуло из нас силы, а кокс добавлял еще огня. Всё горело. Мне стало надоедать.

Да блин, бесишь.

Подорвался, опрокинул его. Коленом подтолкнул, ноги заставил раздвинуть. Пат таращился на меня, мял окровавленные губы. Я лизнул. Ну да, кровь.

— Я не он, — я повторил, ему в губы прямо. От дыхания было еще жарче. Даже

кондиционер в комнате не спасал.

— А мне плевать, — шепотом произнес Пат, — Мне ты нужен.

Да ***. Иди ты. К черту, черт. В свое логово.

Я в твоем логове. Уже.

Сам пришел.

Что. Ты. Со мной. Делаешь.

— А не пожалеешь?

— Нет.

Он нашел мою руку, сцапал за указательный палец, пососал его, покусал.

Я думал: ляпнуть какую-нибудь нежную пошлость или не стоит. Так и не придумал. Пату надоела моя безынициативность, и он снова здоровой рукой опрокинул-перевернул меня. Он сильный, черт.

Залез на меня сверху, поерзал. Мне от ощущений дыхание сбило. Пат стал снимать с себя этот идиотский халат, но рука с гипсом застряла. Тут я засмеялся.

— Чего ты ржешь?

— Попался?

— Помог бы лучше.

Я вылез из-под Пата. Пат двинулся в сторону, затем поднялся на ноги, пошуршал в шкафах, достал ножницы.

— А не жалко будет.

— Я же сказал, что не пожалею.

Как-то всё слишком многозначительно. Происходит.

И халат тут, любимый, а мы его кромсаем. И хихикаем.

— Что Летиции от меня надо? — вдруг спросил я.

Пат вздохнул.

— Она хочет, чтоб было как раньше. Ты же совсем от нас ушел. Спрятался. Исчез.

— Это вы от меня по своим делам разбежались. Оба сидите на вершинах горок и перекрикиваетесь друг с другом. А я хожу мимо, то туда, то сюда.

— Из-за Дерека всё.

— Нет. Вы быстро поднялись, а я карабкался, — я поднял халат за рукав, надрезая, — Один, целый, блин, год, я пил. Напивался как последняя шваль. Подзаборная.

Пат опустил плечи, расслабился, виновато. Предугадывающе.

— Нам не было на тебя наплевать.

— Как же ты мне надоел со своей телепатией.

Он улыбнулся, облизал разбитую губу:

— Слишком давно тебя знаю.

Я дорезал халат, аккуратно снял и неаккуратно отбросил в сторону. Оставалась еще майка. Чрик — на плече, чрик — на другом. В задумчивости я довольно долго смотрел на остальную часть майки.

— Через ноги снимешь?

— Юбочкой?

Я ухмыльнулся, плотоядно:

— А я посмотрю.

Пат одной рукой стал расстегивать джинсы, подпрыгивая, снял их.

Я наклонил голову на бок.

— А, пожалуй, оставайся-ка в майке.

На Пате были черные плавки в мелкую белую звездочку. Властелин галактики. Черт из табакерки.

Но он забрал у меня ножницы и взрезал майку вдоль по животу. Я издал разочарованный вздох.

— Пристрастия твоего деда на тебя негативно влияют.

— Воспитание сказывается, — я подошел к нему, помог избавиться от остатков майки, — Мы испортили тебе такую классную одежду.

— У меня ее полно, — Пат расстегивал мою черную, с глухим воротом, рубашку, в которую я был втиснут как в футляр, — тебе тоже завтра подыщем что-нибудь получше.

Он бросил хорошую — любимую! — рубашку на пол, еще и пнул ее ногой.

— …этого.

Видимо, выражение моего лица столь сильно изменилось, что Пат наклонился за рубашкой и нежно положил ее в уголок.

Я хихикнул.

— Ты на меня тоже плохо влияешь. Я заразился хихиканьем.