Пат, никак не прокомментировав, подошел вплотную. Он был чуть выше меня, совсем чуть-чуть, какие-то два-три сантиметра.
Подошел вплотную, прижался горячей кожей. Между нами сразу образовался участок тянущего, муторного тепла. Я провел рукой по животу Пата, по кубикам мышц.
— Всё-таки тело у тебя всегда было шикарным.
— Долгие тренировки, всего-то — долгие тренировки.
И он поцеловал меня. Не нежно. Губы у него тоже болели, я чувствовал языком болезненные ссадинки, но целовался он ожесточенно. Как дрался. Ошпаривал меня всего кипятком, обволакивал собой.
— Сучка ты, — пробормотал я, отстранившись, затем опять приблизился, — Я всегда тебя хотел. Сучка.
Пат молчал, только заставил меня поднять голову, бережно затылок ладонью придерживая, сам же принялся облизывать мой кадык.
— Сучка, — повторил я.
И ничего не осталось. Или всё встало на свои места.
Пат сверху вниз провел ладонью по моему животу, прижал, крепко-крепко, затем принялся за молнию. Стянул с меня брюки, затем, также, играючи, и трусы. Отступил на шаг, поглядел.
— Такой же, как у него? — спросил я.
Пат резко отстранился.
— Ты с ним спал? — я не унимался.
Пат нахмурился.
— Если я скажу «да», это что-то изменит? Если я скажу «нет», это тоже ничего не изменит, — похоже, он ответил сам себе, — Почему ты не можешь просто взять и расслабиться.
— Потому что не могу.
— Или мне заклеить тебе рот? — вот теперь он выглядел опасным, угрожающим. Таким он нравился мне больше всего.
Я отвернулся и стал собирать одежду.
— Марек.
— Я не могу.
— Марек. Он мертв. Он давно мертв.
— Он стоит перед нами третьим.
— Ну и что? — в его вздохе было намешано такое варево из злости и разочарования, что я отступил на шаг, — Да представь, что вы со мной вдвоем сексом занимаетесь. Тебе от этого легче станет?!
В последнем восклицании он перешел на крик. Он никогда не кричит, Пат. Он всегда разговаривает, не повышая голоса.
— Ты будешь представлять, что я — это он, — я действительно не отдавал себе отчет, почему упрямлюсь. Я осел, а Пат — черт, который меня погоняет.
Он сказал в ответ всего одно слово.
— Выметайся.
Но мне хватило.
Я быстро оделся, кое-как привел себя в порядок. Пат, полуголый, сидел в углу, бездумно глядя на зеркальную поверхность стола, когда я закрывал дверь.
Домой я пошел пешком через весь город. Так мне и надо.
========== Глава 11 Пищевая цепочка ==========
Я еще застал, когда у нас были трамваи — грохочущие желтые с красным гусенички кружили по городу кольцами, восьмерками, зигзагами. Идешь по рельсам в теплый осенний день — тогда еще была осень: деревья отбрасывают пятнистые тени, и рельсы серебрятся металлом, истекают вдаль. И запах, из-за жары, запах гудрона, нутряной, такой же, как в метро, тягучий деревянистый запах.
Я еще застал время, когда у нас были зимы. Не то сухое и ветряное межсезонье, что есть сейчас, когда нет ни холода, ни тепла, одно сплошное ничто. Зимы тогда были снежными, иногда влажными из-за дождей. Рельсы скользили вдаль, ты тоже мог по ним — куда хочешь. Забрался в вагончик, и он повез тебя в центр, через мост и реку, повез на окраину, повез за город. В кармане — размякший сладкий батончик, банка колы, измятая, отсыревшая пачка сигарет. В кармане у тебя всё, что нужно на сегодняшний день, на сегодняшний час.
Время тогда измерялось тугими, как натянутый шпагат, минутами. Из точки «а» в точку «б». Из дома — в школу или в зал. Где ждала Айви. Время измерялось упругим воздухом, острыми капельками пота и крови. Лунными ночами, солнечными днями. Время было другим.
Настала пора, когда бог-время окончательно доест своих детей.
Кроний назвали по аналогии с греческим богом Хроносом. Бог нас равнодушно жрет, а мы улыбаемся, улыбаемся, улыбаемся.
***
Я вышел от Пата на рассвете, выполз, вывалился, родился через жопу заново. Всё вместе. Дерек говорил: «веди себя по-другому». Для него это значило: думай не так, как привык. Будь ярким, будь берущим. Будь сильным. Будь пожирающим всё на своем пути.
Дерек, если ты меня слышишь, я никогда не смогу быть таким, как тебе хотелось. Потому что я — это я. И только я. И господи, какое счастье, что я — это я.
Но почему же мне так плохо сейчас, господи.
Дерек, я чуть не занялся сексом с твоим любовником, с тем, кто тебя всегда любил. С тем, кому я всегда завидовал. Потому что он был у тебя. Потому что ты был у него. Потому что я тоже его люблю.
Почему я такой дурак, господи?
Бог, конечно, мне не ответил, но подсунул жуть с утра пораньше. «Жуть» в виде чьей-то собаки (дорогое удовольствие, скажу я вам, иметь собаку), собаки с ошейником, собаки, к которой так просто не подберешься, ибо чужого может и разряд тока шарахнуть, а собаке будет хоть бы хны. Охрана для охранной собаки. Собака занималась интересным делом. Настолько интересным, что я сначала не понял, чем она занималась.
Собака трепала тушку какого-то зверя, покрупнее крысы, дербанила на куски, только капельки крови летели в разные стороны. Чуть поодаль, во влажных лохмотьях шерсти валялось что-то, что впоследствии я определил как кошачью лапу.
Собака не обращала на меня никакого внимания.