Немного зло и горько о любви

И практически любой мужчина не станет всерьез сочувствовать таким «бзикам» и потакать «блажи».

А он… он нормальный мужчина. Но он умеет меня доставать из самых разных расщелин и бездн, куда я часто попадаю из-за специфики наших отношений.

Знаешь, – лукаво улыбается, – порой сама с себя дивлюсь: я бросаю и при этом ощущаю себя брошенной. Вроде бы очевидное противоречие в этой строке. Но он умеет видеть неочевидное, скрытое. Рассуждает так: раз она меня бросила, значит, я сделал что-то не так, пойду выяснять, возвращать…

– Слушай, а такие мужчины вообще бывают? – не выдерживаю я.

– Не-а, – смеется она, – таких не бывает. Только он. И только когда любит.

– Так зачем же ты постоянно его бросаешь?

Она вдруг начинает плакать.

– Эта жизнь… она такая реальная… мне не сладить с ней, нет. Мы такие оба нездешние… мне кажется, мы не выживем вдвоем. Замкнемся на самих себя, скатаемся в зеркальный шар, нас бросит о землю случайным толчком, и все – мы разобьемся на тысячи осколков… я обреченность предчувствую, понимаешь? Если бы мы нашли друг друга, будучи свободными, – то могла бы получиться жизнь. Да, полная острых испытаний – потому что материя мира злится на тех, кто ее не замечает, – но все равно жизнь наша общая могла бы случиться… А так… боюсь, у нас не хватит сил. Мне будет стыдно-виновато-жалко перед своими – Влад, мама, его родители.

– А Егор? – спрашиваю я осторожно.

– Не знаю. Черт, не спрашивай меня!!!

– Машка… послушай… в идеальный мир-на-двоих не дойти не доехать, никак… ни на чем… Ну нет дороги, ведущей в него. Но я такая же дура, как и ты, я верю, что такой идеальный мир-на-двоих существует.

– Конечно, существует! – вскидывается моя маленькая сестра. – Иначе куда, скажи, куда уходит сильнейшая энергия тоски? Да-да, именно туда: на обогрев и освещение идеального мира! «Пусть он будет», – решает однажды каждый, и потому этот мир вечен. И так он хорош – этот мир – что никакие простые блага не сравнятся с ним! Идеальный мир-на-двоих вечно будет призывать энергию тоски, а мы – невольно – исторгать ее.

– И чтобы верить в него было легче, – продолжила я грустно, – мы сами станем героями-любовниками, сами напишем о себе сказки, чтобы стать зеркалом для тех, кто придет после нас. Такая ты. Я – нет. Я хилая, я не сумею. А может, мне нужды нет, мне ведь неплохо живется с Антоном. Но послушай меня. Никогда, никогда не будет этому миру места во внешнем измерении, потому что он – как Царствие Небесное, о котором «конкретные» парни спрашивали Иисуса: где, мол, да когда наступит?

А он отвечал: «Царствие Небесное внутрь вас есть…»

Поговорили, угу. Две религиозных идеалистки об идеальном мире.

…И вот теперь она почти свободна. Еще немного, и Влад отпустит ее.

И помогла ей в этом Лера. Девушка-ангел, выживший выкидыш идеального мира…

Глава 8

ЛЕРА

Зачем он приходил в больницу, ну вот зачем???

Кто ему сказал?

– Это очень плохо, Сережа, этого не нужно было делать, – вырвалось у меня вместо «здравствуй».

– Я думал, тебе будет приятно. Нет. Я хотел тебя видеть, Лера. Я…

– Подожди. Скажи лучше, как мальчик себя чувствует?

…Смотрела на фотографии: счастливая женщина – кажется, светловолосая – счастливая мордочка ребенка, крепенькие ножки в красных сандаликах уверенно упираются в зеленый ковер… улыбалась, кивала в ответ на его новости: «ходит», «сам кушает», «лепит», «велосипед с двумя маленькими колесами сзади», «повезем на море».

Наконец он ушел. Вдруг захотелось лечь на пол – прохладный, гладкий – и лечь непременно на живот. И завыть. Я словно ощутила щекой твердый холод линолеума, заплакала.

– Сними меня с этого крючка, Господи, сними, ну что тебе стоит… а еще сделай меня неуязвимой, а? Каким-нибудь таким лаком покрой душу, чтобы корочкой взялась, чтобы скорлупой крепкой, панцирем таким, чтобы любой крючок соскальзывал, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

Приговаривала жалобно и страстно и показывала, предъявляла невидимому Зрителю свои незаживающие ранки от постоянных попыток соскочить с того самого крючка с тремя развилочками – доверие, сострадание, понимание…

– Я ведь знаю, что, если Ты не поможешь, я вляпаюсь снова – легкая добыча, – ведь за любое его обращенное ко мне слово я начинаю немедленно испытывать вину, и стараюсь ее избыть, и «понимать», что сама виновата почему-то… наверное, я просто не понимаю, как кто-то может быть виновнее меня, и всегда знаю, за что мне то и другое, но… помоги, а? Я как генератор жалости, у меня к нему ее гигабайты, но больно же, бо-о-о-о-льна-а-аа-а… это какая-то дурная бесконечность, вытащи меня из нее, пожалуйста-пожалуйста, Господи… а может, дело в тщеславии, Господи? Может, где-то там, внутри, мне лестно, что я вызвала в нем такие внезапные и сильные такие чувства, и я пала на лесть, как глупая ворона… Господи, правильно, поделом мне, заслужила все эти корчи, но теперь, умоляю, сними меня с крючка, не позволь больше… больше не позволь ему…

Вдруг вспомнила цветы душистый табак.