Немного зло и горько о любви

– Проще, говорите? Вряд ли… впрочем, извольте. Скажем так: эта девушка – я имею в виду ее личность – может существовать как некое вещество в пробирке лишь при соблюдении заданного извне режима. Режима с четкими параметрами давления, температуры, влажности, ионизации etc. Стоит не соблюсти одно из условий алхимического этого процесса, как уникальное вещество ее души улетучится, и она перестанет быть собой.

– То есть, если бы она не была больна, то была бы другая? Как все?

– Ну, можно сказать и так. Только она не больна. Она просто помещена в такие условия.

– Казуистика какая-то… почему-то меня дико раздражает то, что вы говорите, доктор.

– Понимаю, голубчик… Хотя… можно сказать, что режим она задает себе сама. М-да… Скажем, мера страдания, смирения, терпения поддерживается в постоянной пропорции ее судьбой, но она могла и не принимать разные обстоятельства жизни, а стряхнуть, сбежать, уклониться, взять желаемое и тем самым сбить настройки судьбы.

– Так почему она этого не сделала? Почему не делает это сейчас?

– Как принцессам крови необходимо соблюдать неисчислимо большее количество запретов, чем простолюдинкам, так и принцессам духа недоступна совместимость с макроудовольствиями, сулящими простую незатейливую радость бытия. То есть протянуть руку и взять, конечно, можно, но летучее чудо красоты духа тут же испарится, оставив в воздухе росчерк усталой всепонимающей грусти…

– Это что-то вы очень красивое сейчас сказали, профессор, – я уже устал от всей этой лекции и демагогии, – но мне, извините, это кажется фигней, еще раз извините. Девушка не может ходить – так слаба, быстро утомляется даже сидя, а вы мне рассказываете о красоте духа! Я, черт возьми, сам знаю, что она – прекрасный человек. Я хочу ей помочь, а не…

– Да-да, голубчик, разумеется, да-да… Вы тоже прекрасный человек, ммм… во всех отношениях очень качественный экземпляр, но перейдем к делу. Ей нужны щедрые вливания радости.

Но имейте в виду, такие, как она, никогда не протягивают руки, чтобы взять. Чтобы внести в ее жизнь что-то, желающий должен раскрыть ее ладонь и вложить туда приношение.

– Хорошо, я понял. А вы могли бы как-то облегчить ее состояние, доктор, ведь эта постоянная слабость – она так изматывает?

– Попробовать можно, – профессор пожевал губами, – отчего бы не попробовать, но… как бы вам объяснить… она враждебно относится к своему телу. Она с ним не в ладах. Разумеется, я рекомендую общий массаж, прохладные тонизирующие ванны по утрам и релаксирующие на ночь, – продолжал между тем доктор, – мое присутствие вряд ли потребуется, но я нанесу пациентке еще один визит. Это бесплатно, – тут он строго взглянул на меня.

– Да как бы не вопрос, – пробормотал я. – А вот скажите, ей потребуется постоянная сиделка?

– Не думаю, голубчик. Обычно такие девушки покидают нас раньше, чем им потребуется сиделка. И еще. Посмотрите мне в глаза.

Я неприятно поразился перемене тона, но заставил себя смолчать и спокойно взглянуть на доктора.

– Упаси вас Бог вообразить себя принцем. Вы меня понимаете? Это другая сказка, вам такие в детстве не читали и никому не читали.

– Вы меня принимаете за кого-то другого, – сухо заметил я.

– Ну вот и славно, – доктор поставил пустой бокал на столик, – вот и славно.

– Викентий…

– …Теофильевич, – чуть поклонился старичок.

– Да, так вот, прошу вас, объясните мне еще раз, чтобы я понял: что с Лерой? Просто скажите другими словами. Мне не хватает какого-то штришка, чтобы ухватить суть.

– Замечательно! – воскликнул доктор, и его голубенькие глазки засверкали. – Как я рад, голубчик, что вы выразились именно так. Сейчас-сейчас, непременно! – Он вдруг наклонил голову к правому плечу и уставился на меня чуть лукаво.

– Согласитесь ли вы со мной, голубчик, – заговорил наконец доктор, – если я скажу, что любовь – это всегда некий аванс? Вы его даете, когда любите, вам – когда любят вас. Вы посылаете тому, кого любите, часть своей жизненной силы, вы экстрагируете лучшее из себя в любовь к другому. И этот «аванс» не всегда возвращается, понимаете?

– Ну, думаю, понимаю, – я сосредоточил внимание до предела.

– Эта девушка много любила. Я не имею в виду только мужчин, я говорю о любви как о способности души… назовем это «радиировать». Лера от рождения такая. И редко какой из ее «авансов» был возвращен. Она истощена.

– А если…

– Нет. Я не случайно вас предупредил, сказав, что вы – не принц.

– Да. Вы правы. И… я далек от мысли, что вы – шарлатан, но… кто вы, доктор? Что за отрасль медицины ведает такими болезнями? Вы ведь не эндокринолог, это очевидно. Может быть, психиатр?

– Ну что вы, голубчик, что вы… психиатрии тут делать нечего… – Доктор задумчиво пожевал вялыми губами. – Позвольте проводить вас. Кстати! – остановился он на полпути к двери. – Устройте для нее возможность иногда готовить.

– Готовить?

– Да-да, еду готовить. Она – из тех, кто умеет договориться с землей.

Такая вот беседа была.