Ненастным апрельским днем...

Думал о человеке, который был бы жив, если б я пришел на работу на полчаса раньше. О странно одетом человеке без носков, с пустым бумажником в кармане. О человеке, который хотел жить, хотя в его возрасте уже не приходится ждать от жизни подарков. О человеке, который прожил пятьдесят лет своей единственной жизни, пока ее не оборвал нож в чьей-то твердой руке.

Я все сидел. А дождь все шел. Обычно в апреле теплее и суше...

Через некоторое время дверь в коридоре открылась, пропустив двух санитаров. Они несли длинные плетеные носилки и миновали мою комнату, даже не заглянув в нее. Послышалось неясное бормотание, потом молодой голос сказал: «Берись с той стороны, где ноги, Эдди». Носилки вновь подняли, на сей раз с заметно большим усилием.

Вошел сержант Ланд. Тяжело опустился на стул, закурил, задул спичку и, держа ее в пальцах, сказал:

— Эндрюс умер между 8 и 10 часами утра. Лифтер его не помнит. Когда ты сюда пришел?

— В 10.30. Плюс — минус две минуты.

— А «перышка» у тебя часом не было?

— С коричневой костяной ручкой? — спросил я.

Ланд сломал горелую спичку и бросил ее в пепельницу.

— Семь дюймов стали. Прямо штык, а не нож,— пробормотал он.— Странно все это, Пайн. Заметил, как Эндрюс был одет? — продолжал Ланд, загнав сигарету в угол рта.

— Он был без носков,— сказал я.

— Да ты и половины не знаешь, голуба. Новый пиджак, старые штаны, бальные туфли. Без шляпы, без пальто, в такую-то погоду! В чем тут секрет?

Я развел руками.

— Понятия не имею, сержант.

— Так ты и вправду не рабо...

— Хватит!!! — заорал я.

Зазвонил телефон. Мерзкий, как звук циркульной пилы, голос попросил Ланда. Он хрюкнул в трубку, почти целую минуту слушал молча, потом дважды повторил: «Ладно»,— и повесил трубку.

Оттолкнув телефон, медленно встал со стула. Лицо искажала бессильная злоба.

— Я посылал ребят на Уинтроп Авеню,— прорычал он.— Никакой Фрэнклин Эндрюс там не живет. Мало того! Такого адреса вообще не существует. Ничего нет! Пшик! Ну да ладно. Парни из лаборатории наверняка нападут на след. Метки из прачечной, грязь с обшлагов, ярлыки. Волокита дня на два, но ничего, я подожду. Старые испытанные методы требуют времени, зато всегда приводят к цели.

— Почти всегда,— отозвался я.

Ланд сгреб вещи убитого и вышел, хлопнув дверью. Вскоре в комнату неслышно вошел человек в штатском и снял с меня отпечатки пальцев. И был так мил, что назвал эту процедуру простой формальностью.

III

Перехватив в забегаловке на углу сэндвич и кофе, я к часу уже вернулся в контору. Приемная была пуста, лишь пара отработанных головок фотовспышки, рассыпанный по полу небольшими островками порошок для снятия отпечатков да запах дешевых сигарет и мокрые тряпки на полу напоминали об утренних посетителях. Тело увезли, и пустой диван казался необычно просторным.

Убедившись, что пятен крови нигде нет, я прошел в другую комнату и снял пальто. За стеной находился кабинет зубного врача, и до меня доносилось жужжание бормашины. Пластинки жалюзи запели от ворвавшегося в комнату влажного ветра. Внизу на улице шуршали машины. А дождь все шел.

Я сел за стол, выбросил окурки и протер пепельницу. Убрал тряпку, взял сигарету и стал разминать ее.

У убитого была приятная внешность. И лет ему было немного — от силы пятьдесят пять. На душе у него было неспокойно. И вот, проснувшись сегодня утром, он решает обратиться за помощью к частному детективу. Достает справочную книгу и просматривает правую колонку. Даже в таком большом городе, как Чикаго, частных сыскных агентств немного. Крупные агентства он пропускает — должно быть, страшится встречи с накрашенными секретаршами. Взгляд его скользит вниз и наконец останавливается на имени Пол Пайн. Имя хоть куда и, вдобавок, короткое. Запомнить его — раз плюнуть.

Он садится на такси или в автобус и приезжает ко мне. Ни ключей, ни водительских прав при нем не нашлось, так что он явно приехал не на своей машине. Приемная не заперта, но безотказный детектив с пронзительным взглядом еще не пришел. Человек с приятной наружностью и смятенной душой садится и ждет... и тут кто-то заходит вслед за ним и всаживает ему под сердце четверть фунта стали.

Да, так оно и случилось. Итак, все ясно. Все ли? С чем он пришел ко мне? Почему он был без носков, почему его бумажник пуст, а в документах значится липовый адрес? Я встал и кругами заходил по комнате.

— Это не твоего ума дело,— сказал я себе.— Мальчики из Уголовной через день-другой узнают, что к чему. Старым испытанным способом, как сказал Ланд. Я ничего не должен этому человеку. Он не заплатил мне ни цента. Я не имею к нему никакого отношения.

Но он пришел ко мне за помощью, а встретил смерть.