Ненужная кукла

– Бред! Ты уже обязан понимать, что это собачий бред. Ну вот скажи, как можно усомниться в том, что отчетливо видишь, ощущаешь, знаешь на протяжении семи лет? Дай мне руку.

Она берет меня за руку, ее теплая кожа приятно согревает, влечет меня к себе, к раскрывшимся далям, на просторы которых именно сейчас мне ни за что не ступить.

– Чувствуешь?

– Чувствую.

– Что ты чувствуешь?

– Чувствую, как спокойствие низенькими волнами…

– Без отступлений, пожалуйста, – сурово упрекает она меня. Новое, только-только зародившееся желание наговорить выдуманные ощущения, даже не чувства, разбивается о нежелание слушать – я прибегаю к последнему, во что сам же не верю. Однако раньше она никогда не перебивала.

– Тебя.

– Тогда не смей сомневаться. Хотя бы во мне, – умоляюще выдавливает она.

От лживости выворачивает наизнанку, но я не подаю вида. Я лишь молча борюсь, но с чем? И зачем? Для чего пытаюсь уверить самого себя в том, что в корне ложно? К чему эти попытки самообмана? От слабости, невозможности смириться, утилизировать старую, перейти на новую почву? Обманываюсь, чтобы хоть как-то оправдать себя? Я не знаю ничего и, самое трагичное, боюсь сдирать пелену с той истины, чтобы разобраться в своем мире, а ведь истина просвечивает, но я упорно пытаюсь не замечать ее, уподобляясь слепцу.

– И вот скажи, молчание было так обязательно? И уходить тоже было необходимостью? Хорошо ведь сидели, пока не замолчали… А я там постигла плавность нашего тихого течения, которое будто только для нас и создали, несмотря на бурно пляшущие в округе потоки, нам ведь, в отличие от тех, некуда торопиться.

Конечно некуда, наше течение медлительно, плавно, специально подобрано, навеки неизменно, мысленно подхватываю я, хотя мысли мои разбегаются в разные стороны.

– Это все дискомфорт, ты же знаешь. Мне стыдно, что так выходит, что из-за каких-то глупостей…

– Ты назвал чувства глупостями?

– Сколько же часов или даже недель было бы сэкономлено, если бы я владел хладнокровием, если бы я только умел бы подавлять волнение. О, тогда бы столько наших разговоров было бы спасено, столько бы расцвело разговором… Да, – уверенно заключаю я, – я назвал свои чувства, наносящие нам урон, глупостями.

– Чувства и глупости – кардинально противоположное, – нахмурившись, утверждает она, но ведь я-то всем телом знаю весь идиотизм собственной лжи во спасение. – И кажется, именно ты продвигал эту идею.

– Но сомневаться в тебе, в человеке…

– Ты просто устал. Знаешь, – взбодрившись, выдает она, – выкинь кофе! Прямо сейчас! Это все из-за него! Помнишь, я раньше его пить не могла, потому что… Потому что потом всякие бредни в голову лезли. Вот и на твою нервную систему он тоже губительно подействовал. Давай, выбрасывай его!

Иного выхода и быть не может: я отщепляюсь от Даши, чтобы распрощаться возле первой попавшейся мусорки со стаканом недопитого кофе. Расставаться с ним наигранно тоскливо: вот он так и останется одиноко лежать среди мусора из-за женской прихоти.

– А ты?

– Допью, – хитро, усмехаясь, отвечает она и тут же прикладывает губы к картону стакана.

– Так не честно. Между прочим, я пожертвовал очень хорошим кофе…

– На сегодня хватит, – перебивает Даша на полном серьезе.

Наши ступни перекатываются по лениво текущей беговой дорожке длинной в целый проспект: каждый шаг отпечатывается на асфальте и затем, не проходит и секунд десяти, покрывается отпечатком чужой подошвы. А ведь и мы точно также стираем невидимые чьи-то следы.

Даша весело лепечет всякую ерунду – я отвечаю механически, не думая, односложно, редко распространенно. Мои слова будто кто-то выдавливает из меня, как выдавливается фарш из мясорубки. Рот мой словно ниточками то открывают, то закрываю и одновременно с тем издают звуки, складывающиеся в написанные на какой-то бумажечке по сценарию предложения, за моей спиной. Кукольная жизнь, театр ничтожных кукол…

Настроение Даши выровнялось.

Весь оставшийся день наблюдается из окна под призмой глубокого раздумья: день пожирает вечер, а его – ночь. Я сижу то за столом в кабинете, где передо мной лежит раскрытая на пустой странице записная книжка, то на кухне, поставив перед собой тарелку с каким-никаким перекусом, то просто опираюсь руками о подоконник и с задумчивым видом ловлю движения прохожих.

Где-то ближе к часу ночи сон прервал сильнейший раскат грома. Белое сверканье разрезало темень комнаты: пугающая тень корявой люстры упала на стену и тут же исчезла. Тело мое напряженно замерло в ожидании очередного раската. Я слишком люблю гром, чтобы его бояться, однако в момент ожидания все равно почему-то то ли сердце замирает от неконтролируемого страха, то ли…

Даша спит крепко, нечеловеческим сном, и никакие раскаты не пробуждаю ее тело, ее дыхание ровно, размеренно, словно за окном тихий небесный штиль ночного неба, я же почему-то охвачен тоской, с которой беспричинно скучаешь по человеку.