Необычайно умные создания

– Это мои инициалы. Я Саймон Найджел Орвилл Бринкс. Правда, я это не афиширую, потому что шутки практически сами собой придумываются. Вот свезло так свезло, да?

Кэмерон смотрит на два кольца на барной стойке.

– Ты выгравировал на нем свои инициалы? Все так делали?

– Думаю, большинство так делало. – Бринкс пожимает плечами. – Многие с этими индивидуальными гравировками выпендривались как могли. Несколько ребят из каких-то молодежных движений заказали себе надпись БОГ. И я уверен, что много у кого были кольца с надписью ЗАД. Я тоже подумывал так сделать, но мама бы меня прибила.

– Ты помнишь что-нибудь об этом? – Кэмерон берет кольцо с надписью ЭПОС. Видимо, владелец очень хотел себе эпичную гравировку.

Бринкс качает головой.

– Хотел бы я помочь тебе. – И тихо добавляет: – Я тоже никогда не знал своего отца.

– Ага, и каким-то образом все равно стал миллионером. – Кэмерон сникает.

– Я много работал, – говорит Бринкс, и теперь в его голосе слышится раздражение. – Слушай, я родом из того же городишки, что и все остальные. Что и твоя мама. Ты знаешь, как мы встретились? Стали лучшими друзьями?

– Э-э… Нет. – Кэмерон, если честно, и не задавался этим вопросом. Даже когда он думал, что его мама встречалась с Бринксом, он предполагал, что они познакомились в школе, как это всегда бывает.

– Мы были соседями, два последних года жили в одном и том же паршивом многоквартирном доме, – говорит Бринкс. – В захолустном районе.

– Я не знал, что в Соуэлл-Бэй есть захолустные районы.

Бринкс натянуто смеется.

– Ну, в наши дни весь город, в общем-то, одно сплошное захолустье, но потихоньку оживает. – Его тон меняется, становится деловым. – За последние несколько лет много чего построили. Я занимаюсь проектом кондоминиума на набережной. Это будут хорошие квартиры.

Кэмерон кивает. На долю секунды он задумывается, нанял бы его Бринкс для работы над проектом. Но он, вероятно, попросил бы рекомендации, и… это не прокатит. Даже учитывая, что он сын бывшей лучшей подруги.

Бринкс снова опирается локтями на стойку.

– Я попросил тебя встретиться со мной здесь, а не в моем обычном офисе, потому что подумал, что тебе это место придется по душе. – Он берет меню коктейлей и, уставившись в него, говорит: – Как я уже сказал, я сделал это все для нее.

Кэмерон, совершенно сбитый с толку, оглядывает крошечный зальчик. Смехотворно маленький бар на цокольном этаже невзрачного жилого дома на Капитолийском холме… для его мамы?

– Мы обсуждали что-то подобное, когда были подростками. Правда, это было в восьмидесятые, когда модные бары еще не расплодились на каждом шагу. – Бринкс закатывает глаза. – Я даже не знаю, как нам пришла в голову такая идея, но мы часами говорили об этом. – Его лицо мрачнеет. – Конечно, это было до ее… проблем.

– Проблем, – бормочет Кэмерон.

Бринкс по-прежнему изучает меню, которое держит в руках.

– Она даже придумала название для этого бара, такое странное. – Он слегка улыбается и поднимает глаза. – “Барракуда”. Это…

– Это такая хищная рыба, – встревает Кэмерон. – Она морская, водится в тропиках и субтропиках. Похожа на щуку, и у нее большая нижняя челюсть. А еще это одна из самых быстрых рыб. И название звучит круто.

Бринкс в изумлении смотрит на него:

– Откуда ты знаешь?

Кэмерон пожимает плечами и объясняет, что однажды где-то это прочитал.

– Я запоминаю случайную информацию. Прямо ничего не могу поделать.

Бринкс смеется, и этот чистый, ясный звук заполняет всю крошечную комнатку.

– Знаешь, ты просто копия матери.

Кэмерон открывает рот.

– Да?

– Точно-точно. Она хотела подать заявку на участие в “Джеопарди”[9] после окончания школы. – Помедлив, он продолжает: – Семья никогда ее не понимала. Я думаю, она с ними не откровенничала. Даже с сестрой.

В уголках глаз Кэмерона копятся огромные, горячие слезы. Губы помимо его воли неловко кривятся.

– У нее становилось такое же лицо, когда она внезапно узнавала что-то неприятное, – говорит Бринкс.

Кэмерон прижимает к сжатым губам кулак.

– А я всегда думал, что эта странная фотографическая память досталась мне от отца.

– Ну, может, и от него тоже, – медленно произносит Бринкс. – Дафна так и не сказала мне, кто он.

Кэмерон тихо фыркает:

– Значит, нас таких двое.

– Дафна иногда бывала до странности замкнутой. Мы с ней были очень близки, но я знаю, что о многих вещах она мне не рассказывала. Это как раз одна из таких вещей. Я уверен, что у нее были на то свои причины.

– Да, и из-за этих причин я вырос без родителей. Похоже, когда она меня бросила, у нее тоже были веские причины.

– Я в этом не сомневаюсь, – говорит Бринкс без тени сарказма. – Она любила тебя, Кэмерон, любила больше всего на свете. Я это прекрасно знаю. Все ее поступки диктовались любовью.