Анна Николаевна была очень довольна тем, что может своим трудом отблагодарить за приют, оказанный её семье родственниками мужа, а также и тем, что она снова занимается любимым делом.
Так, в трудах и заботах, прошло более двух с половиной лет. Всё это время Яков и его жена по существу были полностью оторваны от общественной жизни. Связующим звеном с внешним миром в основном являлся Пётр Сергеевич, продолжавший свои разнообразные коммерческие операции. Но то ли по собственному почину, то ли по заданию, о том, что творилось за пределами этого укромного уголка, он почти ничего не говорил. Молчали, как правило, и приезжавшие партизаны, а Якову, отправлявшемуся с тем или иным поручением в какой-нибудь отряд, было не до разговоров. Передав то, что ему было поручено, он торопился покинуть отряд. Немногое можно было узнать и от китайской команды с шаланды, заезжавшей за рыбой или привозившей очередную партию товара. Обычно при появлении шаланды все старались принять посильное участие в выгрузке или погрузке с тем, чтобы поскорее выпроводить её из бухты. Мачты шаланды могли привлечь чьё-нибудь ненужное внимание к заимке: на горизонте временами виднелись русские и японские корабли.
Нужно сказать, что оба супруга Алёшкины, увлечённые постоянными делами, отдавшись относительному покою и своему семейному благополучию, как-то и не интересовались тем, что происходит вокруг. А в этот период на Дальнем Востоке события происходили самые бурные: при поддержке японских и американских интервентов белогвардейские правительства плодились как грибы, и как грибы же бывали недолговечны. Сменяя один другого, эти верховные правители под непрерывным натиском Народно-революционной армии Дальневосточной Республики (НРА ДВР – прим. ред.), созданной в своё время в Чите, а также под ударами партизанских отрядов Приморья, трещали и лопались как мыльные пузыри, сокращая границы своей неделимой России так, что последнему из этих белобандитов – генералу Дидериксу и его Земской рати досталась «страна», состоящая из Владивостока и дачных мест вплоть до станции Угольной, находящейся в тридцати километрах от города. Но и здесь он сумел продержаться лишь чуть больше двух месяцев.
В распоряжении белых, наконец, не осталось и этого клочка русской земли, и они вместе со своими хозяевами – японцами и американцами, штурмуя пассажирские и грузовые пароходы, прихватив всё, что удалось запихать в чемоданы, бросая своих солдат и мелких прихлебателей, уплывали в неизвестность с тем, чтобы исчезнуть с горизонта родины навсегда.
Некоторые из них, зная Петра Сергеевича Алёшкина, недоумевали, почему он не бежит вместе с ними; другие же считали, что семья его за границей, там же и состояние, а что сам он хочет продержаться в Приморье подольше для того, чтобы в последней мутной водичке ещё половить рыбку.
Мы знаем, что дело было не в этом. Однако повторяем, эти события на заимке Алёшкина никакого отражения не находили, и все её обитатели, занятые домашними хлопотами продолжали обычную жизнь.
Но вдруг в начале ноября 1922 года, вернувшись из Владивостока, Пётр Сергеевич объявил, что в Приморье так же, как и во всей России, установлена советская власть, что бухту Золотой Рог покинул последний японский пароход, что 22 октября в город вошли войска НРА и Красной армии, партизаны вышли из лесов и на Дальнем Востоке наступил мир.
Глава пятая
С приходом на Дальний Восток советской власти началась ломка и переустройство всего административного и хозяйственного аппарата края, нужно было произвести и реорганизацию военной службы.
К этому времени в Советской России уже существовала оформившаяся Красная армия, в которую уже проводились очередные призывы пополнения. В Приморье это нужно было организовать как можно быстрее. В ряде мест уже были созданы уездные военные комиссариаты, но кадров для работы в них не хватало. Если на должность военкома можно было назначить кого-либо из бывших партизанских командиров, то для правильной организации работы комиссариата этим командирам были нужны квалифицированные помощники, знающие военное дело и его организацию. Таких почти не было. Из Центральной России ждать поступлений людей не приходилось, там эти кадры тоже были нужны.
Вот как раз в это время кто-то из партизанских командиров и вспомнил про находившегося на заимке бывшего офицера Якова Алёшкина. В начале декабря 1922 года под вечер на заимку прискакал верховой красноармеец с бумагой, в которой было написано, что бывшему подпоручику Я. М. Алёшкину предписывается немедленно явиться в село Шкотово, в Ольгинский уездный военный комиссариат.
Постоянно находясь на свежем морском воздухе, хорошо питаясь, Яков Матвеевич за время жизни на заимке окреп, поздоровел: раны его закрылись, молодость взяла своё, и он чувствовал себя отлично.