Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

За последнее время жизнью у родственников он уже стал даже немного тяготиться. Раньше, когда Пётр Сергеевич был занят различными делами, связанными с постоянными разъездами, Яков, организуя всю работу на заимке, по существу превратился если не в хозяина, то как бы в его полномочного представителя. В последние месяцы существования на Дальнем Востоке белогвардейцев Пётр старался в городе показываться реже. А с установлением советской власти надобность в частых поездках у него отпала и вовсе. Он стал всё больше и больше сам вникать во все дела заимки. Кое-что из того, что делал или намечал Яков, ему пришлось не по вкусу, и он отменял распоряжения своего брата, сводя, в конце концов, работу последнего к роли простого исполнителя. Это, конечно, не могло не задеть самолюбивого Якова Матвеевича, и он стал задумываться о том, чтобы покинуть гостеприимную заимку, вернуться в Верхнеудинск и снова заняться своим любимым делом на складе сельскохозяйственных орудий и машин. Его желание разделяла и жена: Анну Николаевну роль полугувернантки тоже не удовлетворяла, ей хотелось настоящей работы в школе. Вызов Алёшкина в Шкотово, как видим, совпадал с его желанием, поэтому на следующий день, взяв у Петра лошадь, он верхом отправился в путь.

Недоумевал он только, откуда органам советской власти стало так быстро известно его местопребывание и для чего его вызывают. Он предполагал, что, очевидно, в Приморской губернии происходит регистрация всех бывших офицеров, а так как партизаны знали о его существовании, то, по их сообщению, для этой цели вызывают и его. Яков надеялся, что после этой регистрации, может быть, и не сразу, ему будет дано разрешение на возвращение в Верхнеудинск.

Часа в два этого же дня Яков Матвеевич уже стоял перед дежурным военного комиссариата, здание которого разыскал с трудом. В селе пока ещё никто не знал, где находится это учреждение. Все предполагали, что оно, как и многие другие, начавшие открываться с приходом советской власти, разместилось где-то в казармах гарнизона. Однако, в какой именно, никто сказать не мог, а казарм этих в Шкотово было несколько десятков.

Узнав фамилию прибывшего, дежурный попросил его подождать, а сам отправился к военкому. Через несколько минут Алёшкин вошёл в кабинет военкома, если так можно было назвать огромную комнату казармы, из которой совсем недавно выбросили нары и в которой, кроме большого простого деревянного стола, стула, занятого военкомом, и скамейки, стоявшей перед столом, куда он предложил сесть Якову Матвеевичу, больше ничего не было.

Комиссаром оказался один из виденных ранее Алёшкиным партизанских командиров, некто Плещеев. Он был одет в новенькую красноармейскую форму: длинную светло-зелёную гимнастёрку с отложным воротником, с четырьмя красными суконными галунами, застёжками, пересекавшими грудь гимнастёрки, и с большими карманами, находившимися на её подоле. На широком ремне, опоясывавшем комиссара, висела кобура с револьвером, на ногах у него были хромовые сапоги, в которые заправлялись синие суконные брюки-галифе. На столе лежала странная шапка, немного походившая на суконную покрышку, надевавшуюся немцами поверх касок, и в то же время – на какой-то старинный богатырский шлем. Над суконным козырьком шлема (так он и назывался) была пришита большая красная звезда. На левом рукаве гимнастёрки комиссара, недалеко от обшлага, имелась нашивка, напоминавшая наконечник копья, по краям она была отделана красным кантом. В верхнем углу нашивки находилась небольшая красная звездочка, а ниже – её четыре красных квадратика.

Мы описали эту красноармейскую форму так подробно потому, что Яков Матвеевич видел её впервые, и она произвела на него большое впечатление. До сих пор у красных партизан он видел такие же гимнастерки, как и у царских солдат, такие же папахи и фуражки, с единственным отличием – красными ленточками на них. Многие же вообще были одеты кто во что горазд, в том числе даже в японскую военную форму.

Да, откровенно говоря, нам кажется, что и современные читатели плохо себе представляют ту военную форму, которую носили их прадеды.

Плещеев встал и подошёл к прибывшему, поздоровался с ним за руку и сказал: