Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

– Да, брат, здесь красиво, хотя и небезопасно. Недаром царские министры собирались здесь такой мощный гарнизон держать. В этой бухте чёрт знает сколько можно сразу народу высадить. Попробуй-ка удержи их! А царские инженеры, кроме вот этих казарм, ничего построить так и не успели. Если бы на каждой из этих сопок по хорошей батарее разместить, вот тогда бы настоящая крепость получилась. Пока же нас голыми руками взять можно. Так что настоящая оборона – это дело далёкого будущего. Нам же с тобой, товарищ Алёшкин, дано около трёх десятков красноармейцев, да у чекистов столько же, а тут в сопках столько всякой нечисти, может быть, попряталось – раз в десять больше, да и хунхузы начинают появляться, так что нам этой красотой любоваться не придётся.

Всё это военком говорил, пока они спускались по неширокой, выбитой в сопке проезжей дороге, которая проходила немного ниже казарм и шла из села вглубь пади к реке Майхэ, огибая сопку.

Спустившись вниз и миновав пару китайских лавчонок, они подошли к тропинке, идущей через небольшой пустырь к станции. Эта тропка начиналась почти прямо от ворот довольно большого дома, окружённого деревьями. Военком, усмехнувшись, показал на эти ворота и спросил:

– Что, Яков Матвеевич, дома своего не узнал?

Алёшкин с удивлением оглянулся: он действительно не узнал этого дома, а то был именно дом Писнова, в котором он получил квартиру. Он смутился, что, мол, обо мне подумает военком, вот так командир – своего жилья узнать не может!

Однако тот больше ничего не сказал. Войдя в здание небольшого деревянного вокзала, он купил билеты. Вскоре подошёл маленький паровоз «овечка», тащивший за собой несколько серых вагонов четвёртого класса. На двух из них висела табличка с надписью на русском и китайском языках: «Для китайцев». На перроне собралось много народа, к приходу поезда из села подъезжали подводы, и торопливо шли люди. Движение на станции и в проснувшемся селе Якову Матвеевичу, привыкшему за последние годы к жизни в тихой, уединённой бухте, показалось большим и шумным.

Часов около двух дня военком ОЛУВК комбат Плещеев и начальник штаба комроты Алёшкин входили в кабинет начальника Приморского военного округа командарма Уборевича.

Командарм – невысокий, плотный человек лет сорока пяти. Его седоватые, стриженные под ёжика волосы стояли твёрдой щетинкой, образуя ровные залысины по обеим сторонам большого выпуклого лба. Аккуратно подстриженные усики и пенсне на носу делали его похожим на какого-то учителя гимназии или реального училища, а уж никак не на боевого командарма – участника и одного из организаторов знаменитых разгромов белогвардейских и японских генералов под Волочаевкой, Спасском, да и, наконец, здесь, во Владивостоке.

Правда, Яков Матвеевич о подвигах Уборевича, да и вообще о нём самом в то время ещё ничего не знал. Он чувствовал только одно – в настоящий момент решается его судьба: или он будет допущен к службе в военкомате, то есть в Красной армии, ему поверят, и он получит какой-то вес и положение в этом новом советском обществе, или нет. Если поверят, то он постарается своей работой это доверие оправдать. Если же нет, ему придётся вернуться на заимку, вести дальнейшее полубатрацкое существование, ожидая разрешения на выезд в Верхнеудинск. Наконец, в самом худшем случае его могут оторвать от семьи и, как других белых офицеров, отправить куда-нибудь в ссылку… Ему было над чем задуматься.

В кабинет их ввёл высокий, с отличной выправкой командир в звании комполка, он же принёс и положил перед Уборевичем папку с бумагами. Командарм открыл папку, и Яков Матвеевич заметил, что на самом верху лежал его послужной список. Отодвинув его в сторону, Уборевич достал лежащий под ним – это был послужной список Плещеева. Он состоял из нескольких листов бумаги и был просмотрен за какие-нибудь две минуты. Затем Уборевич взял послужной список Алёшкина. В отличие от предыдущего, он был объёмней и содержал в себе много страниц и различной величины бумажек, вшитых в папку. Уборевич внимательно прочитал список и все отдельные бумажки и документы, в которых кое-какие места были подчёркнуты красным карандашом. На чтение списка Алёшкина ушло не менее 15 минут.

Само собой разумеется, что время это обоим ожидавшим показалось нескончаемо длинным. Они продолжали стоять в двух шагах от стола командующего по стойке смирно. Напряжение было так велико, что они оба вздрогнули от неожиданности, когда вдруг услышали, как негромким сипловатым голосом Уборевич спросил:

– Товарищ Алёшкин, так вы были у Колчака или нет? Что-то я из этих бумажек ничего понять не могу…

Яков Матвеевич, собравшись с духом, постарался как можно короче и понятнее изложить свою историю. Уборевич, ни разу не перебив рассказчика, внимательно его выслушал. Когда тот закончил, командарм взглянул на него и довольно сурово заметил:

– Я надеюсь, что вы рассказали правду, хотя она несколько невероятна. Значит, в боях против Красной армии вы никогда не участвовали?

– Не участвовал! – твёрдо ответил Алёшкин.