– И ни в каких карательных отрядах против партизан и гражданского населения тоже не выступали?
– Не выступал! – также твёрдо и уверенно подтвердил он.
– Семья у вас большая? – неожиданно уже совсем другим тоном спросил Уборевич.
– Жена, трое детей и сын от первого брака, – ответил Яков.
– А где первая жена?
– Умерла в 1916 году. Сын находится где-то у её родственников. Думаю, теперь, когда в России наконец установился порядок и войны закончились, попробовать поискать его.
– Ну что же, ищите. Сейчас много их, бедолаг, потерявших семьи, по стране мается. Желаю удачи! Да, а кто ваша жена?
– Сельская учительница.
– Ну что же, – повернулся командарм к Плещееву, – я думаю, что товарища
Алёшкина можно утвердить вашим помощником по штабной работе. По документам видно, что в Германскую войну он воевал храбро и в военном отношении достаточно грамотный человек. А как ваше мнение?
– Товарищ командующий, я знаю Алёшкина около двух лет. Он был связным между отрядами, полагаю, что он будет полезен Красной армии, и поэтому прошу утвердить его в должности начальника штаба Ольгинского уездного военного комиссариата.
– Хорошо, – сказал Уборевич, достал из той же папки заготовленный приказ,
подписывая его, закончил, – утвердим. Надеюсь, что не ошибёмся, ну а от вас, товарищ Алёшкин, будет зависеть оправдание нашего доверия честной работой. Бумаги и приказ отправим с нарочным, а сейчас немедленно приступайте к работе. Первым вашим большим делом будет проведение призыва родившихся в 1901–1902 годах, а также и всех возрастов, ранее не служивших. Для вас, товарищ Алёшкин, это будет как бы экзамен. Можете идти.
Поднявшись из-за стола, командарм крепко пожал руки вновь испечённых начальников Ольгинского уездного военкомата.
На следующий день Плещеев подписал распоряжение. Начальник финансового отдела военкомата выдал Якову Матвеевичу порядочную сумму на обзаведение и перевозку семьи. Военком разрешил ему немедленно выехать на заимку за семьёй. Однако, начав порученную работу по призыву, отправиться на заимку Алёшкину удалось только через три дня.
Выделив в распоряжение Якова Матвеевича пароконную подводу с ездовым, Плещеев приказал ему взять с собой для охраны трёх верховых красноармейцев. Сам Алёшкин ехал верхом на той лошади, на которой приехал с заимки. Провожая своего помощника, Плещеев рекомендовал быть осторожным:
– Тут по сопкам ещё много всяких недобитков болтается, да и свежие из-за границы почти каждый день прибывают. Пограничной-то службы у нас нет почти никакой. За командирами Красной армии они сейчас охотятся. Так что держи ухо востро, а то оставишь меня без начальника штаба, – добавил он шутя.
Узнав о поездке соседа, Надеждин, с которым они уже успели познакомиться, зашёл к нему и снабдил его на всякий случай парой лимонок (гранат).
Так, вооружённый до зубов, как смеялся Яков Матвеевич, в сопровождении военного эскорта и появился он на заимке после почти недельного отсутствия.
Там уже все были в волнении. Особенно переживала Анна Николаевна, она даже собиралась сама ехать в Шкотово, чтобы выяснить судьбу мужа. Как обычно в таких случаях, ей мерещились самые различные ужасы, и, конечно, прежде всего она думала, что Яшу арестовали, как бывшего офицера, может быть, и выслали куда-нибудь, а она ничего не знает и не может ничем ему помочь.
Пётр Сергеевич успокаивал её, как мог, заверял, что он сам через два-три дня поедет в Шкотово и всё узнает, а пока нужно набраться терпения и ждать. Успокаивая родственницу, он, откровенно говоря, сам далеко не был так спокоен, как хотел казаться. Ведь как-никак его двоюродный братец всё-таки числился в белых, и пусть он на самом деле там и не служил, но ведь это ещё нужно доказать, а доказать не так-то просто. Единственный свидетель этого – Щукин находится где-то в Харбине, куда добраться сейчас нельзя. Кроме того, неизвестно ещё, уцелел ли он.
Но вот однажды утром явился сам виновник волнения в новой и довольно непривычной военной форме, в сопровождении нескольких вооружённых солдат, видимо, его подчиненных.
Встречая брата, Пётр Сергеевич, даже немного позавидовал ему, а описать радость Анны Николаевны и его старших детей при виде мужа и отца невозможно. Времени терять было нельзя, поэтому быстро собрав пожитки, отказавшись от тарантаса, предлагаемого братом, дав отдохнуть часа два лошадям, после обеда Яков Матвеевич с семейством тронулся в обратный путь. Верховую лошадь, на которой он уже ездил в Шкотово, он оставил пока у себя.
Часов около трёх дня кортеж, во главе которого ехал верхом Яков, держа перед собой повизгивавшего от восторга Борю, с телегой, нагруженной вещами, в которой сидели его жена с Люсей и маленьким Женей, находившейся в середине, и тремя верховыми красноармейцами, замыкавшими его, следовал по узенькой просёлочной дороге, соединявшей заимку с внешним миром.