Перрон скупо освещался несколькими электрическими фонарями, народу на нём было так много, что Боря потерял своих спутников. Зато нашёл другого – это был демобилизованный красноармеец в длинной кавалерийской шинели и старой фуражке с зелёным околышем. За плечами у него висел такой же мешок, как и у Бориса, а левая рука была завязана грязным бинтом. Увидев растерянно озиравшегося Бориса, который, потеряв попутчиков, остановился, не зная, что делать дальше, красноармеец спросил:
– Далеко едешь, малец?
– Далеко, аж на Дальний Восток.
– Ну, так мы с тобой попутчики, я тоже до самой Читы еду. Давай вместе держаться, веселее будет! – и не дожидаясь ответа мальчишки, добавил, – сядем-ка в эту теплушку. Чёрта ли в этих классных вагонах? В теплушке лучше будет, сейчас ведь не зима, не замёрзнем!
И они направились к ближайшему товарному вагону. В него уже тоже набралось много народа. Однако раненому демобилизованному красноармейцу, едущему вместе с парнишкой, удалось отвоевать место на верхних нарах около одного из открытых окошек.
Едва новые знакомые успели разместиться на захваченном месте, как какой-то бородач в старой рваной солдатской шинели и почти бесформенной папахе громко закричал:
– А ну, ребята, закрывайте двери. Нас тут и так полный комплект, как ещё батюшка царь указал: сорок человек и восемь лошадей. Хватит, а то тут столько набьётся, что и дыхнуть нечем будет.
В теплушке действительно и на нарах, и на полу места были заняты людьми и мешками так, что кое-кому уже негде было и сидеть. Какие-то два парня, подчиняясь окрику бородача, с шумом задвинули дверь и припёрли её изнутри толстой палкой так, что снаружи открыть её уже стало невозможно. В дальнейшем, несмотря на крики и стук в дверь, её так и не открывали.
Через полчаса вагон дёрнулся, звонко лязгнули буфера, и Пятьсот весёлый, набирая скорость, отправился в путь.
Поезд шёл быстро. Теплушку, трещавшую и скрипевшую, как старая телега, немилосердно трясло и подкидывало на каждом рельсовом стыке и стрелке. Скоро к этому все привыкли и стали помаленьку засыпать. Совершилось главное – поезд шёл, и они в нём ехали.
Прижавшись к стенке вагона и друг к другу, укрывшись большой шинелью красноармейца, заснули и наши знакомые. Борину корзину и вещевые мешки они положили себе в головы и спали, как, впрочем, и все в вагоне, самым безмятежным сном. Этот поезд ходил только раз в неделю, поэтому многие из пассажиров, просидев на вокзале по 5–6 дней, так измучились, что, добравшись, наконец, до вагона, спали, не помня себя.
Все проснулись поздно, а наши путешественники чуть ли не позднее всех.
Поезд стоял где-то на запасном пути; в окно вагона и распахнутую настежь дверь светило яркое весеннее солнце. Большинство пассажиров, покинув вагон, расположились между путями и занимались каждый своим делом. Некоторые перетряхивали и перевязывали свои узлы, изрядно потрёпанные при посадке, другие, поливая друг другу воду, умывались. Кое-кто бежал с котелками и чайниками, наполненными кипятком, от находившейся шагах в двухстах довольно большой станции.
Вокруг было множество путей, на некоторых из них стояли длинные составы товарных вагонов. Иногда, посапывая, шипя и свистя тонким пронзительным свистком, проезжал маневровый паровоз.
Оказалось, что за ночь поезд прошёл всего 100 вёрст и сейчас стоял на станции Воскресенск. Говорили, что часа через два он пойдёт дальше.
Оставив Борю у вещей, Алексей, так звали демобилизованного, сказал, что он сходит на станцию за кипятком, и они будут завтракать. Вернулся он минут через 20, принёс полный котелок кипятку и краюшку чёрного хлеба. Он сказал, что хлеб получил на питательном пункте для демобилизованных красноармейцев, и что там же можно было получить котелок супу, но только через час. Забравшись в вагон, он посоветовал Боре выйти оправиться, умыться, после чего они и будут завтракать.
Мальчику давно уже нужно было выйти, но он терпел до прихода Алексея, поэтому второго приглашения ждать не стал, а быстро выскочил наружу. Оглянувшись вокруг в поисках уборной, он, к своему ужасу, ничего похожего на это столь необходимое в некоторых случаях заведение не обнаружил. Очевидно, оно размещалось где-то у здания станции, видневшегося вдали. Борис чувствовал, что проделать такой путь он не сможет – не вытерпит. В поисках выхода он набрался смелости и обратился к одному из пассажиров их вагона, возвращавшемуся с чайником со станции:
– Скажите, пожалуйста, где здесь уборная?
– Чего-чего? – спросил бородач (а это был именно он), очевидно, не вполне поняв сущность вопроса. Когда мальчик повторил свой вопрос, до него, наконец, дошло, о чём идёт речь, он громко рассмеялся и ответил:
– Да на что она тебе? Она около станции. Пока туда добежишь, так полные штаны напустишь. Пролазь под вагоном, зайди с той стороны за колеса, да и делай что тебе надобно. Эх ты, зелень! – добавил он полупрезрительно.