– Доктор, говоришь? Вчера? Емельянов, посмотри в список, есть ли там его дядя.
Солдат вынул из корзинки большую конторскую книгу, раскрыл её («совсем как в лавке какой», – подумал Боря), полистал, водя пальцем по строчкам и шевеля губами, затем сказал:
– Пи-игу-ута! Есть такой, в пятнадцатой они, там вся интеллигенция сидит.
– А, это из пятнадцатой… Ну ладно, пропусти мальца к дяде, пусть снесёт ему поесть. Вишь, боятся, как бы не отощал на тюремных харчах! Войдёшь во двор, направо маленький флигель увидишь – это и есть пятнадцатая камера. Там часовой у двери стоит, так скажи ему, мол, Казаков разрешил к дяде пройти. Беги быстрее, поди ноги-то закоченели!
Боря никак не ожидал, что с ним поступят так милостиво. Среди людей, которые окружали его до сих пор, о работниках ЧК ходили самые невероятные рассказы, но, вообще-то, все сходились на том, что это люди суровые, бессердечные, и что от них нужно всегда держаться как можно дальше. А этот чекист выглядел добрым, приветливым человеком и не только разрешил передать дяде еду, но и позволил даже увидеться с ним.
Мальчишка набрался то ли смелости, то ли нахальства, но не побежал сразу в калитку, а, показывая рукой на Диму, сказал:
– А вот у него отца тоже вчера взяли, наверно, он тоже в пятнадцатой, их фамилия Стакановы. Можно ему со мной пойти? Он тоже еду принёс.
– Ну, брат, и шустрый ты паренёк, прямо адвокат! Ладно уж, посмотри, Емельянов, где там Стаканов.
– Стаканов тоже в пятнадцатой, товарищ Казаков.
– Угадал, значит. Ну хорошо уж, бегите оба, несите свою передачу да быстрее возвращайтесь, пока я здесь с народом говорю, а то потом ещё и не выпустят вас, сами в тюрьме останетесь. Кстати, что вы там несёте-то? Емельянов, посмотри-ка!
Пока Емельянов осматривал содержимое Бориного и Диминого узелков, к Казакову подошла Димина мать.
– А мне нельзя вместе с сыном к мужу пройти? – спросила она робко.
– Нет, нельзя! – посуровев, ответил Казаков. – Я и их-то пустил в нарушение правил. Кто следующий? – и он занялся разбором просьбы какой-то сморщенной старушки, хлопотавшей о свидании с сыном.
Боря и Дима, не дослушав, о чём идёт речь, хотя обоих и разбирало любопытство, торопливо шмыгнули в калитку. Завязывая потрёпанные узелки, помчались по огороженному высокой кирпичной стеной двору к видневшемуся низенькому белому зданию, стоявшему в стороне от основного корпуса тюрьмы. К этому домику, как и к главному трёхэтажному тюремному зданию, вела хорошо вычищенная и выметенная дорожка. Остальная часть тюремного двора была покрыта снежными сугробами.
Дом, к которому подошли мальчишки, был самым обыкновенным одноэтажным кирпичным домом, и если бы он не стоял в тюремном дворе, да если бы на его высоких окнах не было наскоро сделанной решётки из колючей проволоки, то он ничем бы не отличался от большинства кинешемских жилых домов. На крыльце стоял солдат в натянутой на уши папахе, длинной шубе с высоким воротником и выглядывавших из-под неё серых валенках. Он казался очень большим и неповоротливым. Никакого оружия при нём не было, по крайней мере, так показалось Боре.
– Вы куда, сорванцы? – раздался откуда-то из воротника его негромкий хриплый голос, когда ребята попытались прошмыгнуть мимо него в дом.
– Нам в пятнадцатую камеру. Товарищ Казаков разрешил! – довольно храбро ответил Борис, причём слово «товарищ», хотя он и слышал его много раз и знал, что теперь это обычная форма обращения между людьми, он произнёс с некоторой заминкой, и это, пожалуй, произошло потому, что по отношению ко взрослому человеку это слово он употреблял впервые в жизни. До сих пор учителей и знакомых он называл по имени и отчеству, а сверстников – по фамилии или по имени.
Однако часовой, как мысленно окрестили его ребята, а, вероятно, и сам Борис, на эту заминку внимания не обратил. Вспомнил про неё он гораздо позднее, припоминая события этого времени и то, когда же он впервые произнёс слово «товарищ», ставшее для него впоследствии таким обыденным и привычным обращением к другим людям.
– Ну, раз Казаков разрешил, тогда идите. Только поскорее управляйтесь, а то как бы и ему, да и мне от начальства не нагорело.
С этими словами солдат распахнул тулуп, снял с пояса большую связку ключей и, выбрав нужный, отпер входную дверь флигеля. Тут Боря и Дима заметили, что на поясе у солдата висела огромная кобура с револьвером «Смит и Вессон». «Как у городовых были», – сразу же определили ребята. Открыв дверь, часовой повернулся к ним и сказал:
– Идите прямо по коридору и войдите в дверь направо, она не заперта. Обратно пойдёте – постучите, я отопру. Да смотрите там, не баловаться у меня, и поскорее! Передачу отдадите – и обратно.
Он захлопнул дверь, и ребята услышали, как скрипнул ключ, повернувшись в запираемой за ними двери. Они немного струсили. Ведь к этому времени оба уже успели прочитать и «Графа Монте Кристо», и «Шильонского узника», и «Железную маску» и многое другое, и были достаточно опытны в «тюремном деле».