Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

«А ну, как нас тут и оставят? Да, может быть, и на много лет…» – подумал каждый из них, но не сказал другому ни слова. Признались в этих опасениях друг другу они уже тогда, когда находились далеко от ворот тюрьмы. А пока же мальчишки торопливо шли по длинному полутёмному коридору и, наконец, очутились перед последней дверью. По привычке, выработанной у них с раннего детства, они, прежде чем войти, постучались в дверь. За ней тотчас же раздался смех, и чей-то довольно весёлый голос воскликнул:

– Ого! Вот как. Наши тюремщики к нам уж без стука и войти не решаются. Примерная вежливость в советской тюрьме! В царских, где я провёл немало времени, о такой вежливости что-то неслышно было. Входите, пожалуйста, не стесняйтесь!

Этот насмешливый голос, а главное, весёлый смех, сопровождавший слова, к которому присоединилось уже с десяток мужских голосов, смутили ребят, и они на некоторое время замешкались.

– Ну, что же вы? Раз постучали, то входите! – ещё более насмешливо и скорее издевательски повторил тот же голос.

Мальчики, наконец, решились и толкнули легко подавшуюся дверь. Она широко распахнулась, и когда они появились на пороге большой светлой комнаты, где находилось человек двенадцать мужчин разного возраста, то раздался вскрик изумления. Затем, прежде чем ребята успели произнести хоть слово, седой большеголовый мужчина, сидевший за длинным деревянным столом, стоявшим посредине комнаты, уставленной солдатскими кроватями, поднялся и, оглянув присутствующих, сердитым голосом сказал:

– Ну вот, господа, а вы ещё сомневались в моих словах, когда я говорил, что большевики в своей бешеной злобе скоро дойдут до того, что будут сажать в тюрьмы наших жён и детей! Вот вам, пожалуйста, живой пример! Два этих юных молодца, юноши, вернее, ещё дети, уже сидят с нами!

Ребята хотели было возразить, но сделать этого не успели: дядя Митя и Димин отец узнали их и бросились к ним.

– Дима! Боря! – закричали они почти одновременно, – как вы здесь очутились? Вас тоже арестовали?!!

Тем временем мальчишки успели подойти к столу и положить на него свои узелки. Борис, оказавшийся проворнее Димы, пока тот обнимался с отцом, быстро поцеловавшись с дядей, огляделся кругом и с достоинством заявил:

– Никто нас не арестовывал. Мы принесли вам покушать, а пропустить нас велел товарищ Казаков, вот и всё!

– Кто-кто? – послышались возгласы.

– Товарищ Казаков! – повторил Боря.

– Так ведь это тот самый чекист, который утром заходил и заявил, что, по всей вероятности, он будет рассматривать наши дела, – вмешался Димин отец. – И вы, милостивый государь, – обратился он к большеголовому, – изволили заметить, что это самый жестокий из всех следователей ЧК, каких вы только знаете. Что-то тут не вяжется…

– Погодите, цыплят по осени считают! Ещё неизвестно, как ваших птенцов отсюда выпустят. Может быть, это какой-нибудь трюк, – парировал тот.

– Нас выпустят, – уверенно заявил Борис. – Только нам надо побыстрее, пока начальство не узнало, так часовой сказал. Дядя Митя, берите пироги, их Анна Николаевна специально для вас напекла. Завтра я ещё принесу и молока, сегодня Настя на базаре купит.

Пока дядя Митя и Димин отец развязывали узелки и вынимали принесённые ребятами припасы, те с любопытством осматривались кругом. Комната была большая и светлая, на замерзших окнах её виднелись решётки из колючей проволоки, и это, пожалуй, было единственное, что напоминало тюрьму. Вся же остальная обстановка, часть которой мы уже описали, больше походила на комнату какого-нибудь общежития, чем тюремную камеру, и это наших легкомысленных ребят даже немного разочаровало. Припоминая описания тюрем, которые были ими прочитаны, они ожидали увидеть толстые каменные стены, покрытые мхом и плесенью, узкую деревянную лавку для сна и какой-нибудь колченогий стол. А здесь – обыкновенные кровати, застланные серыми солдатскими одеялами, около которых тумбочки. На одной из них большой оцинкованный бочок с водой и кружка, а на другой – большая кастрюля и горка жестяных мисок. На столе лежало несколько книжек и газет, а также шахматная доска со старыми, частично поломанными шахматами.

Тем временем дядя Митя и отец Димки, убрав продукты в тумбочки и расспросив их о домашних событиях, стали торопить с возвращением. С одной стороны, они, хотя и полагали, что ребят должны беспрепятственно выпустить, а с другой – побаивались, как бы там не передумали.

Да ребятам и самим хотелось поскорее выбраться на волю. Они убедились, что с их родными ничего плохого не происходит, что они, хотя и в тюрьме, но живут совсем неплохо, и теперь торопились поскорее рассказать об этом беспокоившимся близким.

Дядя Митя и его сосед написали записки и отдали их ребятам. Кроме них дали им записки и другие арестованные, в числе которых был молодой, черноволосый, черноусый человек, насмешливый голос которого они слышали, когда ещё находились в коридоре, дал записку и большеголовый, как его мысленно окрестил Борис. Оба они попросили:

– Наши записки отнесите по адресам, которые здесь указаны.