Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Теперь он совсем перестал подходить к людскому жилью, замкнулся в своем одиночестве. Без пищи, без воды он жил в пустыне, питаясь травой и кореньями, в окружении четвероногих и крылатых обитателей степей, которые полюбили Маджнуна, стали его верными друзьями и слугами. Словно царская свита, звери теперь постоянно окружали Маджнуна, почитали его как своего владыку и доброго господина. Вняв его кротким увещеваниям, они оставили взаимную вражду, забыли свирепость и злобу, а за ними и страх: подле влюбленного страдальца волк не нападал на ягненка, лев не угрожал онагру, львица кормила своим молоком козленка. Прижав ладони к груди, Маджнун шагал через пески, а звери чинно шествовали — кто впереди, кто по бокам, кто сзади. Когда же он отходил ко сну, лисица пушистым хвостом смахивала дорожную пыль с его тела, лань языком вылизывала израненные ступни, олень ложился в изголовье, служил ему подушкой меховой, а тигр со львом несли караул, охраняя ночной покой: один стоял на страже, другой рыскал с дозором.

Обо всем этом прошла молва среди людей, они стали этих мест избегать, зверей опасались. Впрочем, доброму другу бояться было нечего: Маджнун сразу угадывал, кто с чем пришел, и перед доброжелателем одним взмахом руки заставлял своих свирепых стражей спрятать клыки и когти. Находились и такие странники, которые нарочно сворачивали со своего пути, чтобы взглянуть на Маджнуна, поделиться с ним пищей, лакомым куском. В этих случаях Маджнун, едва отведав подарок, отдавал его окружавшим его тиграм и барсам, — ведь в дикой пустыне и зверь не всегда может раздобыть себе еду, вот он и подкармливал своих друзей, делился с ними тем, что имел. А звери, как известно, не то что люди, они добра не забывают. Об этом немало историй и притч сложено, но мы их пересказывать не станем, здесь речь идет о другом.

Однажды ночью Маджнун не спал, он поднял взор к небесным сводам, затянутым бархатным пологом тьмы, и стал следить за неторопливым кружением звезд и плавным перемещением планет: в эту ночь они все высыпали на небо и сияли так ярко, словно справляли неведомый земле праздник. Ночной простор благоухал мускусом, жемчужный лик луны, увенчанный алмазами созвездий, озарял колесо небосклона, которое неуклонно поворачивалось к рассвету. Светила в ее блистательной свите старались перещеголять друг друга блеском и красотой. Тут были и Утарид (Меркурий), и Зухра (Венера), и пылающий гневом Маррих (Марс), могучий Борджис (Юпитер) и суровый Кейван (Сатурн). Знаки Зодиака — Стрелец и Скорпион, Козерог и Водолей, Овен, Рыбы, Весы и другие восседали на своих тронах, важно наблюдая за согласным движением прочих звезд, больших в малых, за небесной гармонией и музыкой сфер.

Взгляд Маджнуна переходил от одного светила к другому, он взирал на них с надеждой и наконец воззвал, обращаясь к Зухре:

— О пресветлая владычица жизни и судьбы, светоч ночи, предводительница певцов, научи, как достичь счастья в этом мире! Открой предо мною дверь надежды, донеси дыхание моей любимой, смилуйся!

Но Зохра лишь безгласно сияла в вышине, в отблесках догорающего заката. Когда сокрылся последний луч зари, на горизонте показался Борджис-Юпитер (Борджис — персидское название этой планеты, арабы же называют ее Моштари), и тогда Маджнун обратился к нему:

— Могучий и благородный властелин, ты поборник и хранитель договоров и обетов, добросердечие твое известно, снизойди же к мольбам несчастного, облегчи мои муки!

Но светила безмолвно перемещались по небу, будто придворные в торжественном танце, и влюбленный простак понял, что не следует принимать всерьез игру больного воображения, моления надо обращать к истинному Господину вселенной, Вседержителю и Творцу, высокому и непостижимому. Склонившись до земли, он произнес:

— О прибежище душ людских, Зухра и Моштари лишь твои покорные рабы, а Ты — ключ свершений, Ты вездесущ, бесплотен и незрим, а благодать Твоя неизмерима. Снизойди же ко мне, не оставь меня своею милостью, ниспошли мне удачу долгожданную!

Так излил он душевную боль и муку и вскоре после того забылся крепким сном. Снилось ему, что выросло вдруг пред ним дерево чудесное: вершиной в небо упирается, а на ветвях его соловей сидит. Вспорхнул тот соловей, подлетел к Маджнуну и просыпал ему на голову дождь жемчужин… Проснулся спящий, открыл глаза, а на востоке уж занялась новая заря, и на душе у него вдруг стало легко и светло, так бы и сам взвился соловьем.

Розовое утро перешло в сияющий, благодатный день, казалось, судьба готова подарить людям удачу и успех. Но Маджнун не замечал этого. Он сидел на пригорке, окруженный своими зверями, и отрешенно глядел в пустоту. Не видел он и пыли, заклубившейся вдали и извещавшей о приближении всадника. А ездок меж тем подскакал к пригорку, осадил коня. Звери зашевелились, зарычали. Тут Маджнун очнулся, жестом утихомирил свою охрану, шагнул к приезжему и спросил:

— Добрый человек, откуда и зачем ты прибыл? Вид твой благостен, но я несчастный дикарь, от людей отвык, всё меня пугает… Коли ты с дурной вестью, не спеши ее сообщать!