Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

И вот Маджнун с помощью старика оделся в пристойное платье, полный нетерпения, устремился вместе с ним в условное место, а за ним потянулись звери, словно верная дружина. Казалось, на этот раз судьба благоприятствовала Маджнуну, он улегся под пальмой, звери-стражи отошли, а старик прокрался к шатру Лейли и шепнул ей:

— Ступай, пора!

Красавица птахой вылетела из шатра, рванулась к изнывающему от нетерпения влюбленному и вдруг стала как вкопанная, сердце у нее так и оборвалось, ни шагу не может ступить. Зашептала она старцу добросердечному:

— Что делать? Я как в огне, но знаю, что не должна допустить греха, не смею запятнать высокую нашу любовь вожделением, дабы непорочной предстать перед Господом. Коли Маджнун воистину влюблен, пусть откажется от мыслей об обладании, пускай подарит мне газель из своих сладостных уст!

Сердобольный помощник поспешил к Маджнуну, который так истомился в ожидании, что впал в беспамятство, лежал недвижно под деревьями. Заплакал старец, слезами оросил лик бедного страдальца, и тот открыл глаза. Увидел склонившегося над собой друга и запел печальную газель. Так звенел его грустный голос, так пленительны были стихи и напев, что всё вокруг умолкло, птицы и цветы, и ветер-непоседа замерли, покоренные волшебной мелодией. Он пел:

Любимая, подай мне знак, любовь моя, где ты?..
Где я? Как сможем встретиться под сводом темноты?
Тьма зазывает и манит в объятия меня,
Теней за мною сонмы шлет, им дав твои черты.
Но ты, Лейли, ночь осветишь сиянием луны,
Благоуханием кудрей заменишь все цветы.
Тебя обнять, прижать к груди, любви бальзам испить,
Но сух мой рот, горит душа, объятия пусты…
Рыдай, несчастный соловей, над розой слезы лей,
Мы все невольники страстей, мы жертвы красоты.
Хоть нет вины на мне, готов я казнь и смерть принять:
Пусть дух мой птицей воспарит, порвав цепь суеты.
Сомнений и терзаний груз оставив на земле,
Блаженство буду я вкушать в чертогах чистоты.

Зачарованная красотой дивных слов, Лейли невольно сделала шаг вперед, к возлюбленному, который так точно угадал настрой ее души, ее сокровенные чувства. Но голос мученика судьбы уж удалялся, он устремил свой бег в пустыню и скрылся из глаз, а ясноликая Лейли, поникнув, возвратилась в свой шатер.

Полагаю, вам уже давно стало ясно, что Маджнун на самом деле вовсе не походил на тех безумцев (а им нет числа!), у которых разум темен, а душа пуста. Нет, он принадлежал к избранникам судьбы, с ранних лет был приобщен к ее тайнам, к законам быстротекущего времени и мироздания. А как он был красноречив, какие совершенные стихи слагал — разве такое доступно умалишенному? Ведь в каждой его строке видна скорбь вселенская, боль за весь этот бренный мир, столь суетный и непостоянный. Проницательному и мудрому легче умереть, чем жить в этой тесной юдоли, и Маджнун порою просил у судьбы скорой смерти, но ему было суждено другое. Мучительно влачил он дни свои, любовь к Лейли, упование на счастливую встречу, — всё это были только утешительные приманки на пути страстотерпца, который он должен был пройти во имя Любви истинной и жизни вечной.

Много дошло до нас преданий о Маджнуне, много имен называют, в надежде, что и на них падет отблеск его славы, что сохранятся они в памяти людской. Среди них есть и Салам, багдадский юноша, испытавший несчастную любовь, и Зейд, также пылкий влюбленный. Рассказчики пытаются связать их с Маджнуном узами дружбы, поведать об их встречах и беседах с великим певцом любви. Про Салама, например, говорят, что это он записал газели Маджнуна, когда скитался вместе с ним в пустыне, а затем, возвратившись домой, — кто бы мог долго выжить рядом с Маджнуном без воды и пищи? — показал их друзьям в Багдаде, сохранил, так сказать, для потомства. А Зейду приписывают содействие Маджнуну и Лейли в обмене вестями, он-де тоже был влюблен в красавицу, очень сочувствовал невзгодам и страданиям влюбленных и всегда был готов исполнить поручение, помочь словом и делом. Возможно, так и было, разбираться с этими подробностями не станем, лучше снова обратимся к превратностям судьбы Лейли.

Кончина Ибн Салама, мужа Лейли