Неофеодализм

На горизонте новейшего времени уже ясно обозначилась по существу та же опасность. Огромные массивы данных надо успевать осмыслить и обработать. Создание алгоритмов обработки данных требует огромных интеллектуальных ресурсов. Ресурсы надо сконцентрировать. Демократический режим правления очень эффективен в зоне неопределенных внешних угроз. Но когда возникает главная опасность, ему на смену приходят другие режимы правления.

Логика перехода к новому режиму обнаруживается в последовательном смещении акцентов от вещественного, к деятельному (операциональному) и, наконец, – к символическому. Так, эллинская цивилизация известна, прежде всего, своим внимательным отношением к вещественному миру. Римская цивилизация была прежде всего деятельной цивилизацией. Средневековье выделяется расцветом символизма. В эпохи Возрождения и Просвещения естественно-научный метод возобладал, и внимательное отношение к материальному миру вышло на передний план. В период развитого индустриального капитализма в фокусе внимания оказались процессы и процедуры. Согласно этой логике, мы можем ожидать ренессанс символизма и формирование неофеодализма.

Неофеодализм – вот та социальная формация, которая «становится ближе с каждым днем».

В основании этого строя лежит тот тип мышления, который господствовал в Средние века. Средневековое мышление сформировалось под влиянием прагматического реализма, эмоционального восприятия и персонифицирования. Все три волны снова набирают силу и предвещают новый символический вал.

В средневековом понимании символ – это, во-первых и прежде всего, знаковый код, «облекающий идею в чувственно постижимую форму».

Во-вторых, символ есть своего рода «кодекс поведения», «чистая функция, интегратор опыта, динамическое начало».

Наконец, в-третьих, символ есть определенное направляющее кредо, указывающие на то, чему должно быть. Такое триединое понимание символического в Средние века создавало атмосферу слаженного символического универсума, в которой воображению было легко и свободно.

После эпохи индустриального рационализма и сопутствующего ей процесса десимволизации мы повсеместно ощущаем «недостаток символизма». Дело в том, что мы воспринимаем символы как логические знаки и считаем, что они существуют, чтобы пополнять наши знания. Мы переводим «символы сознания в знаки культуры». Превращаясь в знак, символ утрачивает свою направленность. Теряя свою ориентацию, символ становится знаком «неизвестно чего». В итоге символов становится всё меньше и меньше. Возникает естественная тяга к эпохе, в которой символов было более, чем достаточно.

Средние века входят в моду.

Они еще не стали блистающими, но уже перестали быть темными. И это не случайно. Свет проникает из будущего. Вступая на зыбкую почву, открывая виртуальные джунгли, мы сталкиваемся с тем, что средневековый человек освоил в совершенстве. Речь идет о способности так приспособить свое зрение, чтобы воображаемое искусно соединялось с действительным, не отвлекая, но питая воображение, побуждая и стимулируя деятельность, которая чудесным образом преображает действительность. Референция к феодализму обещает открыть в прошлом смутные контуры будущего и затем, если повезет, инкорпорировать из прошлого стратегии и тактики успешного поведения в будущем.

Глава 2 Неофеодализм: воспоминание о будущем

2.1. Феодальный ландшафт

Феодализм складывался в VI и VII вв. как общество, в котором соединение бенефиций и вассалитета, собственности и власти, землевладения и администрирования привело к формированию эффективной социальной и политической организации. Локальное землевладение стало основанием мини-государств для проживающих, по большей части зависимых, крестьян. На этом основании появилось множество структур, имеющих черты разом и хозяйственного, и государственного организма. Эти структуры были подвластны, но только в определенных пределах, государю более высокого, чем местный землевладелец, ранга. Но и этот государь является вассалом государя еще более высокого ранга, а тот, в свою очередь, подвластен монарху. Возникает феодальная лестница или, лучше сказать, пирамида. Гельмут Кёнигсбергер, описывая Средневековую Европу, заметил, что в ее структуре

«наличествует множество центров, причем центров разного уровня, от высшего, короля или императора, до низшего, простого рыцаря, причем с понижением уровня таких малых центров становится всё больше».