Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Поскольку особенности языкового строя у разных (прото)языков отличались и менялись со временем, освоения требовали и сами синтаксические правила. Осваивались они с помощью специализированного устройства овладения языком, как предполагал Хомский{846}, или с помощью механизмов процесса более общего свойства, таких как байесовское обучение, для этой области не суть важно{847}. И в том и в другом случае, на мой взгляд, насыщенный символами культурный мир, конструируемый нашими предками, послужил одной из главных предпосылок отбора в пользу усовершенствований в освоении языка. Эта селективная обратная связь должна была работать на двух уровнях. К ним относится генно-культурная коэволюция – то есть культурная деятельность человека порождает естественный отбор, благоприятствующий усилению способностей к овладению языком и языковой передаче (трансмиссии). Но при этом происходит и культурная эволюция, в результате которой культурная деятельность человека вызывает обратную связь, влияющую на выучиваемые свойства языка.

Мысль о том, что характеристики языка могут формироваться посредством культурной передачи, наверное, менее интуитивна, чем представление, согласно которому разум наших предков развивался управляемый естественным отбором. Однако, чтобы сохраняться в течение долгого срока, лингвистические структуры должны раз за разом переживать процесс, в ходе которого они выучиваются и применяются, а также перенимаются другими. Высказывания, которые будет трудно освоить или употреблять, проиграют более интуитивно понятным, и язык станет постепенно адаптироваться. Лингвист из Эдинбурга Саймон Кирби и его коллеги назвали этот процесс культурным отбором в пользу легкости освоения{848}. Многие исследователи, поражаясь легкости, с которой дети овладевают языками, предполагают, что эта предрасположенность говорит о наличии у человеческого мозга специализированных функциональных возможностей для освоения языка{849}. Однако не исключено, что предрасположенность детей к постижению правил синтаксиса отчасти объясняется именно тем, что в результате отбора в языке остались только без особого труда осваиваемые правила{850}. Как подтверждают математические модели, с помощью которых исследуется культурная эволюция языка, ключевые его свойства действительно могли развиться именно так{851}. Например, композиционность – особенность, заключающаяся в том, что значение сложного сигнала представляет собой функцию от значения составляющих его частей, – вполне может возникнуть в результате культурной эволюции, причем обычно быстрее и с меньшими затратами, чем в результате эволюции биологической{852}. Точно так же и эксперименты с цепочкой передачи, и математические модели показывают, что развитие языков, распространяемых посредством культуры, направлено на максимизацию способности передаваться, повышение легкости освоения и дальнейшую структуризацию{853}. Эти исследования важны тем, что частично снимают бремя объяснения с естественного отбора в пользу специфически языковых когнитивных адаптаций и расширяют возможности подступиться к решению нашей непростой задачи – разобраться в том, как именно возник язык. Когда у наших предков сформировалась распространяемая посредством социальной передачи система символьной коммуникации, множество других свойств языка добавились к ней просто как «бесплатное приложение»{854}.

Итак, основной мой довод в этой главе – функциональный. Вопрос, который мы рассматриваем, звучит так: «Какова изначальная функция языка?» Однако мы можем задаться и другим вопросом – касающимся эволюции механизма: «Что, с позиции количества информации, позволило гомининам осваивать язык?» С появлением синтаксиса и без того непростая задача усложняется еще больше, поскольку теперь требуется не только выучить значение символов, но и составлять из них допустимые последовательности, для которых принципиально важен порядок, и воспринимать включаемые в эти последовательности смысловые паттерны более высокого уровня. Как человеку это удается?