Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Стремительное распространение подобных новшеств – подтверждение необходимого для адаптивной культурной эволюции условия, а именно разницы в приспособленности, под чем в данном случае мы понимаем разные темпы распространения. Среди танцевальных инноваций не много наберется таких, которые сравнятся по силе влияния с вальсом. В конце XVIII в. он вихрем ворвался в сотни парижских танцевальных залов. Само его название восходит к немецкому слову, обозначающему вращение, поворот, и возник вальс в результате усовершенствования уже существующих танцев с вращением пар по кругу, таких как чрезвычайно популярный у немецкой бедноты лендлер. Переработанные и облагороженные в бальных залах вальсы – венский и его более медленный немецкий вариант – моментально закружили в своем водовороте всю Европу и легко покорили сердца одержимых танцем средних классов, уставших от чопорных аристократических менуэтов. Больше всего в вальсе манило пьянящее головокружительное вращение и рискованная близость дамы и кавалера в паре. Сегодня нам трудно представить, что когда-то вальс считался непристойным, но в свое время он вызывал немало споров, и многие известные люди высказывались против этого «вульгарного нового поветрия». Тем не менее устоять перед его чарующими мелодиями и эмоциональной привлекательностью для флиртующей молодежи было невозможно. Пик популярности вальса пришелся на вторую половину XIX в., когда Иоганн Штраус – младший дарил миру будущую классику жанра, такую как «Голубой Дунай». Однако и потом вальс не спешил уйти со сцены, и бальные танцы без него по-прежнему немыслимы.

Можно сказать, что по сравнению с другими танцами конца XVIII столетия вальс обладал высокой «культурной приспособленностью», означавшей, по сути, всего-навсего необычайную привлекательность, благодаря которой он без труда увеличил свою частоту встречаемости. Конечно, такой ажиотаж вызывался не только вальсом. Вскоре после него королевой бальных залов стала польская мазурка, а в 1840-х гг. всех захватила полька, со скоростью лесного пожара перекинувшаяся из Богемии, где она зародилась, в Париж и Лондон. В XIX в. потоки эмигрантов везли европейские социальные танцы в Америку, так что вальс, полька и многие другие довольно быстро прижились и там. Несколько десятилетий спустя американцы сделали Европе ответный подарок в виде «амбарных танцев» и тустепа, и с тех пор танцы в Европу продолжали экспортироваться из-за океана. В XX в. Атлантику по очереди пересекли чарльстон, джиттербаг, рок-н-ролл, диско и брейк-данс, каждый из которых затмевал и вытеснял предшественников.

Наличие наследуемости у танцев тоже не вызывает сомнений – они передаются и среди сверстников, и из поколения в поколение, причем зачастую с завидной устойчивостью. История круговых танцев, например, насчитывает без преувеличения многие тысячи лет{1400}. Книга Исход повествует, как Давид и сыны Израиля плясали вокруг золотого тельца. Истоки этого кругового танца ученые находят в древнеегипетском культе Аписа, а продолжение – в обрядовых хороводах, которые водили по всей Европе в Средние века. Пляски вокруг некоего объекта, воплощающего в себе божественную силу (жертвенника, алтаря, дерева, костра), встречались во множестве народных танцев разных европейских стран с XII столетия по сей день. Такие хороводы часто символизировали круговорот жизни, смену времен года или суточный ритм. От них, в свою очередь, произошли каролы, которые и сегодня танцуют на Европейском континенте, и многочисленные танцы вокруг майского шеста, встречающиеся по всей Европе от севера до юга и даже в Мексике, завоеванной в свое время испанцами. Здесь шест выполняет функцию тотема, сочетая в себе вышеупомянутое воплощение божественной силы с символом плодоносного и оберегающего дерева, в роли веток которого выступают ленты, связывающие танцующих с центральным источником плодородия.

Древние греки ассоциировали старейший свой танец с рождением Зевса – танцоры изображали мифических спасителей новорожденного бога, не позволявших его отцу Кроносу пожрать младенца{1401}. В действительности же этот танец, как выяснилось, восходит к еще более древнему обряду плодородия, в котором танцоры прыжками, криками и бряцанием оружия призывали изобилие на поля или изгоняли злых духов. Те же самые мотивы, которые и сейчас прослеживаются в некоторых танцах африканских племен, возникали вновь и вновь на протяжении всего Средневековья, а также встречались во многих христианских религиозных танцах, существовавших в Европе XVI–XVIII столетий{1402}.