Довольно занятный английский народный танец моррис, с бубенцами на ногах, прыжками высоко вверх и скрещиванием палок с размаха, тоже, предположительно, происходит от древнего обряда плодородия, получившего совершенно новое прочтение после крестовых походов{1403}
. Притопывание и прыжки отсылают нас к извечным религиозным ритуалам, призывающим божественную силу посодействовать богатому урожаю: высотой прыжков обозначали, насколько должны вытянуться колосья, звоном бубенцов отпугивали злых духов. Однако название «моррис» – это искаженноеС неожиданной частотой повторяются на протяжении истории человечества и традиции «буйства»{1404}
. Начинались они с разнузданных плясок на древнегреческих Дионисиях, когда после сбора винограда сельчане устраивали пьяную оргию в честь бога вина. Эта неистовая пляска с притопыванием многократно встречается среди сцен, изображавшихся на греческих вазах, а Еврипид в трагедии «Вакханки» увековечил исступление нетрезвых дев, которые в своем умопомрачении не остановились перед убийством. С тех пор похожие традиции безудержных плясок, в которых участников доводили до самозабвения грохочущая ритмичная музыка и реки спиртного, возникали в таких далеко отстоящих друг от друга во времени и пространстве сообществах, как Древний Рим, коренные народы Америки, Карибы (танцы вуду), Турция (кружащиеся дервиши), – и далее вплоть до кислотных и техно-вечеринок, которые захлестнули Западную Европу и Северную Америку в 1990-х.Признав, что танцу действительно свойственны высокая вариативность, разница в приспособленности и наследуемость, мы начнем понимать, как могли развиться его разновидности, даже самые яркие, насыщенные и трудные для исполнителей. Для древнейших земледельческих сообществ, складывавшихся на Ближнем Востоке – в Шумере, Ассирии, Вавилоне, Египте и у народов Средиземноморья, – танец был частью жизни. Все, во что верили и чему поклонялись, находило отражение в танцевально-драматических представлениях, отчасти знаменовавших те или иные вехи, отчасти поддерживавших культ, отчасти призванных обеспечить богатый урожай. В Древней Греции и Древнем Риме танец играл поистине основополагающую роль в социальной жизни и религии, так что без него не мыслили воспитания юноши. В «Одиссее» Гомер описывает, как женихи Пенелопы после трапезы возжелали «сладкого пенья и пляски: / Пиру они украшенье»{1405}
. Священные мероприятия, такие как Олимпийские игры с VIII в. до н. э., открывались танцем девственных жриц. На Востоке священной книгой считается древнейший индийский трактат о танцевальном искусстве – Натьяшастра Бхараты, созданный в период со II в. до н. э. до III в. н. э. На всем протяжении истории, насколько хватает документальных свидетельств, множество сообществ – от африканских племен до американских индейцев и австралийских аборигенов – отмечали ключевые события своей жизни или годового цикла танцами.Танец возник как объединяющий символ самосознания племени, хореографически вплетенный в религиозные обряды. Однако во многих более крупных стратифицированных обществах, по крайней мере со времен Древнего Египта, в танце стали развиваться более специализированные направления, в которых жрецы или профессиональные танцоры выступали представителями народа, обращавшимися непосредственно к богам. С этого момента на танец возлагается функция воздействия на зрителя – от внушения религиозного благоговения до содействия тому, чтобы не уходили в небытие легенды и предания. Обретя такую значимость, танец уже на раннем этапе своего развития привел к появлению еще одной профессии – учителя танцев, задача которого состояла в том, чтобы должным образом подготовить будущих исполнителей. И теперь, когда исполнение стало прерогативой профессионалов, танец переместился в параллельную для аудитории реальность: он был адресован зрителю, но не вовлекал того в свой круг и не предлагал присоединиться. Взятый в этом жанре курс на зрелищные представления требовал от танцоров все более сложной и трудоемкой подготовки и вырабатывал у них исключительные физические навыки, позволяющие воплотить двойной идеал красоты и атлетической силы.