Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Во-вторых, теперь мы начинаем видеть, как со временем сочетания дополняющих друг друга идей постепенно стягиваются воедино, порождая крайне замысловатые, связанные с другими, сложные и развитые разновидности танца. Зачастую они неразрывно сплетены с иными составляющими культуры – музыкой, технологиями, костюмом, зрелищами. Эволюцию балета, например, нельзя рассматривать как распространение единственного балетного «мема» – для нее требовалось на протяжении нескольких столетий старательно накапливать бесчисленные инновации, каждая из которых вызывала каскад последствий для остальных элементов культуры, имевших принципиальное значение для развивавшейся структуры. Во многих отношениях появление сложных, многосоставных культурных форм напоминает эволюцию комплексных биологических приспособлений, таких, например, как глаз, когда для того, чтобы образовалось хотя бы какое-то подобие приспособленности или конструктивного смысла, требуется закрепить множество отдельных мелких мутаций. Если, проникнув взглядом сквозь затмевающий все остальные факторы ослепительный талант, мы поймем, каким образом могло возникнуть такое волшебство, как «Лебединое озеро», то в перспективе окажутся объяснимыми и такие сложные явления, как запуск спутников, финансовые рынки или католицизм.

Культурное развитие происходит в двух плоскостях – это изменение культурных явлений со временем и эволюция самой способности к созданию культуры. Пролить свет на эти процессы может эволюционная биология, помогающая объяснить, как возникли необходимые для появления культуры психологические, неврологические и физиологические свойства. Применительно к танцу эволюционный подход объясняет, почему человек в принципе способен двигаться под музыку; откуда берется наше умение синхронизировать действия с действиями других или дополнять их; чем обусловлена способность выучивать длинные сложные последовательности движений; что обеспечило нам такую точность управления собственными конечностями; почему нам хочется танцевать то же, что танцуют другие, и почему нам доставляет удовольствие и танцевать самим, и любоваться чужим танцем. В свете этих знаний нам станет понятнее, что кроется по крайней мере за частью имеющихся у танца свойств и почему танцы развивались именно так, как развивались. То же самое будет справедливо и для скульптуры, актерского искусства, музыки, компьютерных игр и практически любой из областей культуры. Биология не может заменить всеобъемлющий исторический анализ. Однако если мы сумеем разобраться в биологической подоплеке, исторический анализ тоже станет гораздо более внятным и подробным.

Эпилог Восторг без смятения

Эта книга началась с привычного взгляда ее автора в окно, за которым открывался «густо заросший берег» человеческой культуры. Как и многие мои предшественники, я задался вопросом, может ли теория эволюции, так успешно объясняющая закономерности живой природы, объяснить также существование машин и домов, больниц и фабрик, сети дорог и линий электропередачи, театральных постановок и симфоний. Можно ли с помощью науки раскрыть происхождение технологий, инженерного дела, искусства, самой науки, проследив их развитие до самых истоков в поведении животных?

Эти вопросы начали одолевать меня почти 30 лет назад, когда я был еще дипломником Университетского колледжа Лондона и сам не ожидал, что настолько загорюсь поисками ответов. Первое, что приходит на ум, – простое спонтанное объяснение, мол, эти здания возвели строители, – меня не удовлетворяло. Мне нужно было выяснить, как сформировались лежащие в основе этой деятельности способности – строить, планировать, координировать усилия, работать в команде, – без которых невозможно было бы возвести такие поразительные сооружения. Не удовлетворяли меня и попытки списать успехи человечества на то, что у нас есть культура, язык, разум и умение сотрудничать, поскольку эти свойства сами по себе требуют объяснений и не имеют аналогов в дикой природе.