Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Чем больше я размышлял над этой проблемой, тем сильнее казалось, что многогранное богатство, сложность и разнообразие человеческой культуры не поддадутся научному анализу. Эволюционные принципы не давали однозначного исчерпывающего объяснения этим сугубо человеческим качествам, передо мной вставали все новые и новые непростые вопросы, словно снимались один за другим слои луковицы. Вместо ощущения, что теперь я все знаю, которое я надеялся обрести, обратившись к биологической науке, я обретал противоположное чувство – меня переполняли восторг и смятение. Да разве можно в принципе объяснить то грандиозное великолепие, которое являет собой человеческая культура? Само это свойство, отличающее наш вид от остальных, обосновывающее наш невероятный экологический и демографический успех, как будто бы противопоставляло нас всей остальной живой природе. Объяснению отказывалось поддаваться не только происхождение культуры, но и огромный разрыв между когнитивными способностями человека и других животных, который появляющиеся за последние десятилетия научные данные не просто не сокращали, но, казалось, напротив, оставляли в неприкосновенности, зацементировав намертво его границы. И как же проложить через этот провал мостки эволюционных объяснений?

Теперь, после того как я посвятил этой проблеме всю свою научную карьеру и мой азарт подогревали многочисленные члены моей исследовательской группы и немалое количество коллег, я наконец могу сказать, что у меня есть некое подобие ответа. Он, конечно, далеко не полный. Возможно, в каких-то утверждениях я не прав. Вне всякого сомнения, я недостаточно осветил вклад других ученых. Но главное для меня то, что научный метод прояснил достаточно, чтобы развеять завесу тайны над происхождением культуры. Возможно, ученые так и не установят, как сформировались те психологические способности, на которых основывается наша предрасположенность к созиданию культуры. Возможно, не удастся проследить во всех подробностях, как эти эволюционировавшие психологические механизмы в сочетании с насыщенной социальной средой породили мириады идей, моделей поведения и артефактов. Тем не менее весьма обнадеживает то, что теперь у науки есть убедительная картина генезиса ключевых составляющих человеческого разума, умственных способностей и культуры, а в мире, где значительная часть населения отрицает эволюционное происхождение человека как таковое, это уже большая ценность.

Вот мое объяснение.

Благодаря масштабной экспериментально-исследовательской работе специалистов по поведению животных мы выяснили, что в животном мире широко распространено и подражание, и новаторство, однако при этом у животных отмечается выраженный стратегический подход к усвоению и использованию информации, обретаемой путем социального научения. Многое в этом виде научения объяснил турнир социальных стратегий, продемонстрировавший, что подражание получает преимущество при отборе лишь в том случае, если оказывается точным и эффективным. Стратегическое высокоточное подражание дает преимущество для приспособленности. Отсюда следует, что естественный отбор должен был вестись в пользу более эффективных и высокоточных форм социального научения, а также в пользу тех нейронных структур и функциональных способностей мозга приматов, которые позволяли эти свойства обеспечить. Своим воздействием отбор определил направление эволюции мозга приматов и развития умственных способностей.

Это предположение подтверждают результаты сравнительных исследований среди приматов, выявляющие тесную связь между их социальным научением, новаторством и размерами мозга. Кроме того, социальное научение сопряжено с рядом показателей умственных способностей, в том числе таких как использование орудий и успехи в лабораторных тестах на познание и научение. Эти выводы говорят о том, что в нескольких разных эволюционных ветвях приматов мог происходить процесс так называемого культурного драйва, в котором предпочтение при отборе отдавалось эффективному подражанию. Формирование незаурядных умственных способностей приматов в ходе отбора почти наверняка обусловлено рядом факторов, однако сравнительный анализ позволяет предположить, что за широкомасштабным отбором в пользу социального интеллекта у низших и высших обезьян последовал более узкий отбор в пользу культурного интеллекта у высших обезьян, капуцинов и макак, опосредованный обеспеченным увеличением продолжительности жизни и улучшением рациона. Этот отбор, судя по всему, усилил несколько составляющих познания, в том числе научение, умение встать на чужую точку зрения, вычислительные способности, использование орудий и, в частности, социальное взаимодействие.