На этой улице было много пустых участков, как и повсюду в городе. Разве что здесь их никто не поддерживал в чистоте. Они заросли высокой травой, подсолнухами и дикими фиалками. Механики выбрасывали туда старые маслёнки и запчасти, когда заканчивалось место в сточной канаве и в проходах между мастерскими. Рядом с баром тоже был такой участок, заваленный старыми полусгнившими стульями и ящиками из-под пива, в которых обитало с десяток облезлых кошек. Впрочем, кошки здесь жили повсюду. Они отирались у задних дверей ресторанчиков, выпрашивая еду, ныряли в мусорные баки и выскакивали обратно, и было видно, как сквозь шерсть у них просвечивают рёбра. Я часто думал о том, как тяжело живётся этим кошкам и какими славными питомцами они могли бы стать, если б только люди о них позаботились. Они то и дело рожали котят, но я знал, чего ждать, если я принесу одного из них домой. Однажды кошка забрела к нам во двор, и папа запустил в неё кирпичом — а она была совсем ещё маленькая, и я как раз пытался накормить её остатками мяса.
Я дошёл до конца улицы, и мне оставалось только свернуть налево, чтобы добраться до школы. Где-то за квартал от неё я увидел, что другие ученики уже начали заходить внутрь, и припустил бегом, чтобы не опоздать. До комнаты миссис Уоткинс я добежал красный и запыхавшийся. Я последним занял своё место в первом ряду, «под присмотром». Миссис Уоткинс спустилась со своего возвышения и подошла к моему столу. Я не смотрел ей в лицо — мой взгляд блуждал по полинявшим букетикам цветов на её платье.
— Смотрите, дети, кое-кто сегодня едва успел на урок.
Я подумал, что один из цветков вроде бы ромашка.
— Это мальчик из бедной семьи, они живут на холме и у них нет денег на будильник.
Захихикали любимчики миссис Уоткинс: её племянница, дочка священника от первой жены и мальчик, который оставался после уроков, чтобы вытряхнуть тряпки от мела. Теперь я разглядел, что тот цветок был вовсе не ромашка, а белая роза. Миссис Уоткинс толкнула меня коленом.
— Вставай.
Я поднялся, и тут прыснули уже все, а на лице миссис Уоткинс появилось зловещее выражение.
— Над чем смеёмся?
Теперь она злилась не только на меня, но и на весь класс, и тут я вспомнил, что произошло с моими штанами и как они выглядят сзади. Мои одноклассники перестали хихикать и перешёптываться, кроме её любимчиков, которые сообразили умолкнуть ещё раньше. Мальчик, отвечавший за тряпки, поднял руку. Миссис Уоткинс кивнула ему.
— Гляньте на него сзади. — Он указал на мокрое пятно у меня на штанах.
Я сделал отчаянную попытку втянуть зад, но миссис Уоткинс уже развернула меня. Мне показалось, что она совершенно счастлива.
— Это ещё что такое? Ты что, в одежде спал?
Все взревели от хохота, даже её любимчики, а точнее, особенно они. Горло у меня снова горело, и вдруг я выдал поистине громовую отрыжку. Миссис Уоткинс влепила мне такую затрещину, что голова у меня почти развернулась назад. Её кольцо, подарок от церковной общины, слегка оцарапало мне щёку. Она крепко ухватила меня за руку.
— У меня сроду не было такого ученика, как ты, сынок. К твоему сведению, государство не обязано принимать в школу всех подряд. Ты знал об этом? Ничего, скоро узнаешь. А ну пошли.
Она сгребла мои тетрадки и обед и потащила меня за собой в пустующую комнату. Её взгляд меня здорово напугал. В комнате стояли два или три старых кресла и ветхий письменный стол. Прикрыв за собой дверь, она толкнула меня в кресло.
— Я сообщу о тебе властям, слышишь меня? Уж они с тобой разберутся, сынок, они с тобой разберутся. Надеюсь, Господь будет к тебе милостив и простит твоё поведение с теми, кто пытается наставить тебя на Его путь. Вся ваша семейка отпала от церкви. Вы больше не в церковных списках. Мне всё об этом известно. Посиди тут и подумай как следует о своих ошибках, пока я за тобой не приду.
Она закрыла дверь и ушла. Я знал, что мы больше не ходим к священнику, потому что у нас нет денег на церковные взносы. Я задумался, что же она расскажет обо мне властям. Неужели меня исключат из школы из-за яичницы тёти Мэй? Я попробовал разозлиться на тётю Мэй и не смог. Надеялся только, что когда меня будут выгонять из школы, то не расскажут тёте Мэй, за что именно. Она, должно быть, тоже сейчас мучается отрыжкой и сразу обо всём догадается.
Потом я задумался, как долго миссис Уоткинс собирается держать меня в комнате. Штаны уже начали подсыхать, но влага просочилась внутрь, и мне было неуютно. Хотелось очутиться на улице — там штаны быстро просохли бы на солнце. В комнате было два окна, но в одном из них не было стекла. Правда, воздуху сквозь него проникало немного, и я попытался открыть второе окно, но оно не поддавалось.