Неоновая Библия

Постепенно я привык к запаху в комнате, но сперва всё не мог понять, из чего же он состоит. Оглядевшись, я заметил в углу несколько пустых винных бутылок, подобрал одну и вдохнул крепкий сладкий аромат. Но запах комнаты был сложнее. Трудно описать его в точности. Немного пахло прокисшим вином, но к нему примешивались и другие запахи. Комната пахла грязью и затхлостью, а ещё дешёвыми духами, как у тёти Мэй, и сигаретами, и кожаной курткой. Что-то хрустнуло у меня под ногой, я наклонился и поднял с пола шпильку для волос. Я знал, что школьницы не носят шпильки, кроме самых старших, из класса мистера Фарни.

Сквозь дверь доносились из соседних классов голос миссис Уоткинс и смешной тенор мистера Фарни. Мисс Мур увела своих учеников в поход на холмы, чтобы набрать глины для лепки. На двери обнаружилась щеколда, так что я задвинул её, снял одежду и развесил штаны сушиться на одном из кресел. Стоять без ничего было приятно, но я понимал, что лучше бы никто не застал меня в таком виде.

Солнце вовсю светило в открытое окно. Я ещё никогда не стоял нагишом в солнечном свете, так что подошёл к окну и встал под жёлтые лучи. Тело у меня было бледное, кроме лица и рук, и я чувствовал на коже прохладный ветерок.

Я долго стоял у окна и смотрел на деревья на холме, на синее небо и несколько облачков, что висели над самыми высокими соснами. Они медленно ползли по небу, я выбрал одно и следил за ним, пока оно не скрылось за холмом. Сначала я разглядел в нём лицо тёти Мэй, потом оно превратилось в ведьму, потом стало похоже на старика с бородой, а потом скрылось из виду.

Тут я почувствовал на себе чей-то взгляд: оказалось, на тротуаре стоит женщина с сумкой продуктов и таращится на меня. Я отскочил от окна и кинулся к своей одежде. Штаны как раз высохли, и я быстро оделся. Когда я вернулся к окну, женщина уже ушла — я оглядел улицу, но её нигде не было. Интересно, подумал я, куда она пошла и успела ли меня разглядеть. Никто ещё не видел меня голым, кроме тёти Мэй, мамы и папы. Разве что ещё доктор, принимавший роды, и медсёстры, и ещё один раз я был у на осмотре у врача. Отчего-то странно, когда тебя кто-то видит без одежды: чувствуешь себя гадким, хотя вроде бы и не из-за чего.

Я услышал, как все выходят из классов во двор. Солнце стояло прямо над головой: значит, пришло время обеда. Я достал из-под книг газетный свёрток, перетянутый резинкой. Внутри свёртка было несколько вчерашних кукурузных шариков и сэндвич с крошечным ломтиком ветчины. Тётя Мэй забыла намазать хлеб маслом, зато в свёртке обнаружился цветок из того маленького садика, который она пыталась разбить за домом. Я знал, что только он один у неё и распустился. У него было всего несколько голубых лепестков, и был он такой чахлый, что я даже не мог определить, что это за цветок такой. Вечером я принёс его обратно домой. Тётя Мэй так ему обрадовалась, что я подумал, как мило было с её стороны дать мне с собой то, чем она так дорожила.

Миссис Уоткинс вышла во двор вместе с нашим классом и села на скамейку возле флагштока. Я устроился у окна и принялся за сэндвич, но она ни разу не посмотрела в мою сторону. Я подумал, позвонила ли она властям. Если бы она только глянула на меня, я бы сразу понял, что у неё на уме, но она всё сидела и болтала с мистером Фарни, хотя я знал, что она его недолюбливает. Мистер Фарни сам удивился, что миссис Уоткинс заговорила с ним, это ясно читалось на его лице. Она вечно судачила о нём с другими людьми. В городке было легче жить, если миссис Уоткинс тебе благоволила. Мистер Фарни это понимал и соглашался с каждым её словом, по крайней мере, так мне казалось с моего места. Ему было настолько не по себе, что я пожалел его.

Я доел сэндвич и подумал, как хорошо было бы оказаться на улице и чтобы не было всех этих неприятностей. Я взял в руки цветок тёти Мэй и вдохнул его едва заметный, но приятный запах. Он показался мне совсем неподходящим для неё. Мне тётя Мэй представлялась скорее большим и ярким, сладко пахнущим цветком. Пожалуй, ей подошёл бы красный цветок, с сильным ароматом, как у жимолости, но не такой невинный.

Потом раздался звонок, и все опять пошли внутрь. Я слушал, как они топочут в коридоре. Когда всё стихло, снова послышались голоса учителей: гнусавый голос миссис Уоткинс, нежный голосок мисс Мур, чей класс тоже вернулся с прогулки, и высокий, тягучий голос мистера Фарни. Солнце начало клониться к горизонту. Я гадал, скоро ли приедут власти. Они ведь, наверное, сидят в столице и им, конечно, нужно время, чтобы добраться до нашего городка.

Казалось, прошло не меньше суток, но в конце концов я услышал, как все расходятся. Когда наконец ушёл тот мальчик, что стирал тряпки для миссис Уоткинс, я услышал, как она идёт по коридору. Сперва я решил, что власти уже прибыли, но слышны были только её шаги. Она шла так медленно, что я уже принялся молиться о том, чтобы она поторопилась и всё поскорее закончилось. Тут она повернула ручку двери, и я вспомнил, что забыл отодвинуть щеколду.

— Сейчас же открой дверь.