Неоновая Библия

Но чаще всего в аптеку приходили старушки. Не всегда они что-нибудь покупали. Чаще разглядывали лекарства на полках и читали, из чего они состоят, и от чего помогают, и сколько нужно принимать. А если какая старушка что и покупала, то почти всегда возвращалась на следующий день и говорила, что лекарство не помогло. Я не мог вернуть деньги, если пузырёк был уже откупорен, а его ведь нужно было вскрыть, чтобы попробовать. Тогда старушка возмущалась и ещё с неделю не появлялась в аптеке.

Ещё мы торговали журналами. Кажется, во всём городе журналы продавались только у нас, да ещё в гостинице. Но в гостинице продавали «Тайм»[14] и другие подобные журналы. А у нас были и журналы о кино, и комиксы, и журналы для женщин, и журнал, который выпускал какой-то священник из Северной Каролины. Он неплохо расходился, особенно среди паствы нашего священника. Но лучше всего продавались журналы о кино, и ещё с любовными историями. У нас было полно комиксов, но их обычно просто просматривали и не покупали. Даже взрослые любили полистать комиксы, особенно старики. Они приходили по субботам, садились на корточки или на пол и читали. Постепенно все перечитали наши комиксы и никто не хотел их покупать, так что на этом мы теряли деньги. Но мистер Уильямс не возражал. Пока посетители листали журналы, они покупали табак, и на этом мы зарабатывали, поскольку табак растили неподалёку и мистер Уильямс закупал его по дешёвке.

Одно только мне не нравилось в работе в аптеке: когда люди спрашивали про маму, а бывало это часто. Даже те, кто не был с нами знаком, но прослышал обо мне от своих знакомых, и то приставали с расспросами. Некоторые вроде бы жалели маму. Другие словно боялись, что она может спуститься в город, и просили меня следить, чтобы ей было хорошо на холме. Я не знал, что отвечать тем, кто сочувствовал, но этим вторым я говорил, что мама никогда не уходит далеко от дома и им не о чем волноваться. Тогда они объясняли, что и не думали волноваться, просто хотели убедиться, что с ней всё в порядке. Мне не нравилось, когда о маме говорили так, будто у неё простуда или лихорадка, и выражали надежду, что она не очень страдает. Я думал, приходит ли им в голову, каково при этом мне. Когда у дочери одной женщины из города случился выкидыш, никто об этом слова не сказал. Никто не спрашивал у той женщины, как там здоровье её дочери. Вот и мне не хотелось говорить о маме, и я надеялся, что люди перестанут обсуждать её и расспрашивать меня. Я сказал кое-кому из её прежних городских знакомых, что, может быть, мама обрадуется, если они придут её навестить, но у всех нашлись отговорки: одним не хватало сил вскарабкаться на холм, другим надо было срочно сделать что-то по дому и так далее. Большинство из них после этого больше о маме не спрашивали.

Флора часто приходила в аптеку за всякими детскими вещами для своих внуков, но всегда устраивала так, чтобы её обслуживал мистер Уильямс. Если его не было в аптеке, она уходила и возвращалась позже. Она никогда не заговаривала со мной и отворачивалась, когда я смотрел на неё. Тётя Мэй рассказала мне, что влепила Флоре пощёчину, когда увидела её в следующий раз после моего выпускного. Тогда Флора расплакалась и сказала, что перепугалась, услышав, как мама разговаривает, а когда мама показала ей фотографию с белыми крестами, выбежала из дома сломя голову. Флора показала тёте Мэй длинную ссадину на ноге: она поскользнулась, сбегая по холму. Теперь каждый раз, когда Флора приходила в аптеку, я смотрел на её левую ногу. Там остался шрам, протянувшийся от колена до самой щиколотки. Тётя Мэй сказала, что тогда ей стало жалко Флору и она оставила её в покое.

Флора, похоже, тратила все свои деньги на внуков. Она покупала им игрушки, и маленькие книжечки, и все новейшие лекарства для детей. Наверное, она просто счастлива, что они не родились китаёзами, думал я. А ещё я думал, что лучше бы у неё была невестка-китаёза, чем та уродина, что ей досталась. Никому не нравилась невестка Флоры, кроме самой Флоры и её сына. Она не окончила даже восемь классов, и ей было всего пятнадцать, когда она вышла замуж за Флориного сына. Мистер Фарни однажды сказал нам, что эта девочка была худшей из всех его учениц. Я с ней никогда не говорил, но часто видел её на улице — у неё вечно были красные прыщи по всей физиономии и даже на руках.

Где-то в то время в аптеку стала заходить Джо Линн. Она была внучкой одного старика, которого я иногда встречал в городе. Мистер Уильямс мне сказал, что Джо Линн с матерью приехали навестить старика, а сами они из города в пятидесяти милях от нас, у границы штата. Когда я её увидел, сразу понял, что она нездешняя, потому что она была примерно моего возраста, но я ещё ни разу не встречал её ни в школе, ни на улице.