Неопалимая

– Это мастер Оливар из гильдии кузнецов. Позволишь ему взглянуть на эти оковы?

Мастер Оливар оказался невысоким, жилистым человеком с коричневой, морщинистой, словно грецкий орех, кожей и умными темными глазами. К моему облегчению, он лишь отвесил небрежный поклон, а затем продолжил почти полностью игнорировать меня, увлеченно осматривая кандалы.

– Никогда не видел подобных им, – изумился мастер, его пальцы ловко перебирали петли. – Исключительное мастерство, исключительное. Железо можно подпилить, да, но это займет много времени, больше, чем, вы говорите, у нас есть. Чтобы сломать их… – Он потряс головой. – Ни у одного человека нет такой силы. Можно было бы сначала нагреть металл, но, конечно, нам не удастся это сделать, не травмировав юную Артемизию.

Он не задерживал внимания на моих руках без перчаток, но глаза смотрели понимающе. Для кузнеца, чьи руки были исполосованы старыми ожогами, мои шрамы наверняка казались бы чем-то странным. Он пристально и вопросительно посмотрел на меня.

– Чтобы открыть их, нам понадобится ключ.

Если его носили Божественная или Саратиэль, то я не заметила. Последний, подозревала я, никогда не собирался отпускать меня. Насколько я знала, он мог выбросить ключ в Севр.

– Я не знаю, где он.

В последовавшем за моим признанием молчании, которое я постаралась не счесть за отчаяние, в хрупкое уединение лавки вторгся обеспокоенный ропот, наполнявший площадь. Вместе со звуком ко мне вернулось ощущение толпы. Я сомневалась, что многим из них известна вся правда, но они уже явно что-то подозревали. Слухи, должно быть, распространялись подобно лесному пожару.

Сердце ёкнуло, когда я выглянула на улицу и впервые заметила, что среди протестующих есть дети. Даже младенцы, которых прижимали к груди. Их семьи, вероятно, сочли, что здесь безопаснее, чем дома, даже несмотря на беспорядки. Страх проник во все уголки Ройшала, включая улицы Бонсанта. Нигде не было безопасно. Теперь не собор давал последнее обещание защиты – это была я. Они собрались здесь, чтобы оказаться поближе ко мне.

Я задумалась, что чувствовала святая Евгения, столкнувшись с Восставшим на том холме, изображенном на гобелене скриптория, – была ли она напугана, или вера обратила ее сердце в железо? А что, если не было никогда освещенного солнцем холма, скачущего коня и славной битвы? Быть может, эти детали просто выдумали, как произошло с моей святой стрелой. Возможно, решения, движимые отчаянием и сомнениями, определившие ход истории, принимались не в сценах, достойных сказок и гобеленов, а в обычных местах, подобных этим.

«Энгерранд был прав», – с болью подумала я. Никто бы на меня не обиделся, если бы я не помогла, потому что все они уже давно могли быть мертвы. Жители Ройшала нуждались во мне так же сильно, как и я в них. Даже с кандалами у меня оставался один способ спасти их.

Я оглянулась на капитана Энгерранда и мастера Оливара.

– Мне нужно помолиться, – сообщила я.

Глава двадцать восемь

Я осталась в лавке одна. Опустилась на колени на пол, откуда открылся вид на пустые банки из-под свиной крови, выстроившиеся вдоль потайной полки. Я задумалась, не чувствует ли Госпожа иронии.

Или, возможно, послание предназначалось не мне – быть может, снаружи стоял хозяин лавки, переступая с ноги на ногу в поношенных башмаках.

Если он и был там, то я никак не могла этого знать. Лишь несколько тихих голосов выдавали переполненную площадь снаружи, их бормотание было едва ли громче, чем хлопающий на ветру полог лавки. Должно быть, весть о том, что Артемизия Наймская молится, уже распространилась. Я ощутила укол вины за эту ложь. Осознание того, как мало у нас времени и как велик шанс потратить его впустую, отдавалось болью в висках. До сих пор мои разговоры с Восставшим не приносили результатов.

– Значит, нет никаких мест, которые возможно использовать для ритуала? – спросила я, чувствуя, что мы ходим по кругу.

– Нет, я имею в виду, что, если они есть, мы вряд ли найдем их вовремя. Нам пришлось бы обыскать весь город. Это заняло бы несколько дней. Лучшим вариантом будут катакомбы, но я бы не хотел рисковать, открывая решетки – с таким же успехом мы могли бы позвонить в колокол для Саратиэля…

Он продолжал говорить, но я слушала лишь вполуха, мои мысли метались. Восставший уже объяснил, почему мы не можем создать собственное ритуальное место – так же, как и в случае с оковами, у нас не было времени. Прикусив щеку, я уставилась на булыжники под коленями.

«Весь город». Что-то в этой фразе засело у меня в голове.

Весь город…

Вот оно. Булыжники подо мной, камни, из которых сложены стены города – они были древними. Настолько древними, что притягивали тени, как руины за пределами моей старой деревни.