Люди стали замечать меня. Образовалось свободное пространство, наступила тишина. Меня встречали мрачные, вымазанные пеплом лица. Некоторые в синяках и крови после стычек, произошедших за ночь, их глаза смотрели непокорно. Другие сжимали в руках талисманы из лавок, я узнавала их – осколки священной стрелы, обрывки ткани.
Кое-кто поначалу с интересом разглядывал Маргариту, вероятно, гораздо больше похожую на Артемизию, которую они ожидали увидеть. Затем их взгляды стали останавливаться на моих руках без перчаток. Начал распространяться шепот. Я не слышала слов, но могла представить их содержание. «Посмотрите на ее руки. Взгляните на эти шрамы».
К моему облегчению, внимание отвлекла приближающаяся фигура, бегом пробиравшаяся к нам сквозь толпу. Это оказался капитан Энгерранд, хотя на какой-то непостижимый миг я его не узнала. Я испытала странный шок, увидев его в обычной одежде, а не в доспехах. Он оказался человеком среднего телосложения, ростом примерно с Чарльза и ненамного шире его в плечах. Запястья капитана, где он был связан веревкой, покрывали ссадины. Меч на поясе оставался единственным знаком власти, но толпа расступалась перед ним без колебаний.
– Баррикады продержатся какое-то время, – произнес он. Его усталый проницательный взгляд метнулся ко мне, а затем остановился на матушке Долорес. – Сколько времени у нас есть?
Ее лицо омрачилось.
– Не так много, как хотелось бы. Недостаточно, чтобы эвакуировать город.
Рука Маргариты крепче сжала мою ладонь. Мы обе знали, что она имела в виду. Перевернутые повозки задержат соборную стражу. Но Саратиэль не в стражниках.
Я попыталась представить, сколько времени потребуется всем, кто находится на соборной площади, чтобы достичь Призрачного Рубежа и задействовать его механизмы, опуская мост. Затем – пересечь реку по узкому пролету. Догадалась, что это означало: в лучшем случае у нас лишь час. Даже если бы мы располагали целым днем на эвакуацию города, в нем все равно остались бы люди – пожилые, калеки, семьи, в панике укрывшиеся в подвалах.
–
Я ощутила тревожное покалывание на коже и заметила, что матушка Долорес смотрит на меня, словно услышала слова Восставшего.
«Возможно, так оно и есть», – подумала я с холодком.
– Я укреплю нашу оборону молитвой, – резко сказала она, оставив меня в неведении. – Капитан Энгерранд, остальное поручаю вам. Не вздумайте принимать глупых решений, – добавила она, вымучивая слабую улыбку на его усталом лице. – Да хранит тебя Госпожа, дитя.
Последняя реплика была адресована мне. Мне пришло в голову, что, возможно, следовало что-то сказать, по крайней мере поблагодарить ее, но матушка Долорес уже отвернулась, запросто опустившись на колени на мостовой. Затем склонила голову. Восставший содрогнулся. В одном из затененных окон собора замерло пляшущее пламя канделябра.
Позади меня ожидали сотни встревоженных горожан. Оказавшись в центре их внимания, я ощутила, как меня охватывает знакомый паралич. Я не знала, что делать и что говорить. Эти люди спасли Артемизию Наймскую, рассчитывая, что теперь она в свою очередь спасет их. Но оковы делали меня бессильной.
Энгерранд взглянул на них, затем замер и присмотрелся внимательнее, его бровь изогнулась. Он поманил меня в сторону, в частично уцелевшую лавку. Маргарита отпустила мою руку, но пошла следом, увлекая за собой Чарльза. По телу разлилось согревающее чувство благодарности, когда они заняли места позади меня, готовые преградить путь любому, кто попытается приблизиться.
– Ничего не могу сделать в этих оковах, – объяснила я Энгерранду, когда мы оказались в тени хлопающего навеса.
– Знаю. Матушка Долорес рассказала нам. – Я предположила, что в соборе оказалось достаточно свидетелей, чтобы весть о случившемся дошла до монастыря. – У нас здесь есть кузнец, который позаботится о том, чтобы снять их, но Артемизия, прежде чем мы продолжим… – По какой-то причине капитан выглядел грустным. – Ты не обязана помогать. Мне нужно, чтобы ты это поняла. Если в какой-то момент почувствуешь, что тебе нужно остановиться, я хочу, чтобы ты сказала мне об этом. Никто не будет на тебя в обиде, если ты не сможешь помочь.
Эти слова, высказанные добрым голосом, прозвучав, сотворили со мной нечто ужасное, чего я не понимала. Горло сдавило, словно кулаком, а сердце заболело, как если бы его проткнули. Я кивнула, избегая его взгляда.
Энгерранд протянул руку, словно желая коснуться моего плеча. Я вздрогнула, и он опустил ладонь. Капитан еще раз посмотрел на меня с той же глубокой печалью, затем откинул полог, чтобы впустить внутрь третьего человека.