Неопалимая

Сарантия же избежала наихудших последствий Скорби, обрушив горный перевал, соединявший ее с Лораэлем. Некогда наш ближайший союзник, теперь она торговала с нами лишь по морю, страшась опасностей сухопутного пути. Тем не менее общая история двух народов была такова, что многие в Лораэле в той или иной степени имели сарантийское происхождение, что проявлялось в смуглом цвете кожи и темных волнистых волосах.

Теперь, прислушавшись как следует, я смогла безошибочно различить оживленный ритм сарантийского языка. Я умела читать на нем, поскольку некоторые тексты нашего монастыря были написаны на сарантийском. Однако здесь говорили слишком быстро, чтобы возможно было проследить мысль.

С опаской я заслонила лицо от солнца и открыла глаза.

Вокруг простиралась площадь, куда большая, чем территория моего монастыря. Лавки торговцев, что теснились по бокам, были той же высоты, что и часовня – вытянутые, узкие здания из камня и белой штукатурки, чьи черепичные крыши и дымовые трубы тянулись еще выше к небу, настолько, что, следуя за ними взглядом вверх, я была вынуждена попятиться и чуть было не упала, зацепившись за водосточный желоб. Шпили зданий вдалеке вздымались еще выше, и вокруг них порхали стаи воронов, крошечные, словно мошки.

Осматривать оживленную обстановку вокруг было ничуть не безопаснее. Я сосредоточилась на статуе святой Агнес, что стояла в центре площади, у ее ног были рассыпаны подношения из увядших цветов. Вокруг постамента сгрудились нищие, протягивая чаши для подаяния. На кладбище в Наймсе стояла статуя святой Агнес поменьше, установленная над могилой паломника. Знакомый мраморный лик фигуры казался самым дружелюбным из всего, что я видела в Бонсанте.

Постепенно мое сердце успокоилось. Я пыталась восстановить равновесие, чтобы встать, ощущая себя моряком, которого недавно выбросило на берег, когда надо мной раздался голос.

– Ты в порядке?

Вопрос, несомненно, был адресован мне. Я с тоской вспомнила свою жизнь в Наймсе, где единственными новыми людьми, с которыми мне приходилось встречаться, были трупы. Сплюнула, чтобы прочистить рот, и встретилась взглядом с парой любопытных карих глаз.

Я их узнала. Они принадлежали молодому солдату, который шлепнул Погибель по боку и велел мне бежать. Сейчас он держал шлем под мышкой, обнажив красивое смуглое лицо и взъерошенные черные волосы.

Желудок ухнул куда-то вниз. Я приготовилась к тому, что меня вот-вот узнают, но ни один мускул воина не дрогнул. Он не знал, кто я. Должно быть, не разглядел моего лица под капюшоном.

– Капитан послал меня, – продолжил он, заговорив немного медленнее, словно мне могло быть трудно воспринимать быструю речь. Видимо, то, как я смотрела на него, не добавляло ему уверенности. – Капитан Энгерранд, то есть капитан городской стражи. Нам полагается отводить всех, кто болен или ранен, в монастырь, чтобы матушка Долорес смогла их осмотреть. – Он огляделся вокруг, затем опустился на колено рядом со мной в доверительной позе, его согнутая рука небрежно покоилась на колене. – Капитан велел упомянуть, что в монастыре действует право убежища, а это значит, что пока ты там, то находишься под защитой настоятельницы. Он подумал, что это может тебе пригодиться.

Я знала о праве убежища; оно действовало во всех монастырях в Лораэле. Известно, что когда-то, пользуясь этим правом, спасалась от сожжения на костре ученая-еретичка Жозефина Биссалартская. Я уставилась на солдата, пытаясь сообразить, что ответил бы нормальный человек. Но в конце концов согнулась, и меня вырвало еще раз, что показалось мне куда лучшей альтернативой разговору.

– Ох, – произнес он и склонился надо мной, чтобы взглянуть. – По крайней мере, тебя стошнило ничем. Ты, должно быть, не ела лет сто.

– Хватит пялиться, – выдавила я из себя.

Солдат усмехнулся без малейшего раскаяния.

– Ну, ты определенно больна, – сказал он чересчур бодро. Затем нахлобучил шлем и выпрямился во весь рост. И авторитетным тоном объявил, видимо, для прохожих: – Мадам, у меня нет другого выбора, кроме как сопроводить вас в монастырь.

Идти с ним не казалось мне хорошей идеей. Некоторые из Сестер носили реликвии. Хотелось бы, чтобы у меня была возможность посоветоваться с Восставшим, но в данный момент он тошнотворно копошился в моей голове, словно оглушенная рыба в ведре, время от времени переворачиваясь брюхом кверху. Еще какое-то время он вряд ли будет способен дать полезные рекомендации.

Капитан Энгерранд уже дважды спас меня. Оба раза ему помогал Беда. Может быть, глупо надеяться, что это Госпожа послала Беду, чтобы выручить меня, но это все, что оставалось. Если капитан Энгерранд считает, что мне следует поступить именно так, значит, так и будет.

Я нетвердо поднялась на ноги и покачала головой, отказываясь от предложенной солдатом руки. Но все же уцепилась за нее, совершив ошибку – взглянув вверх. Буйство движения и цветов на площади не утратило своей ошеломляющей силы с тех пор, как я наблюдала эту картину в последний раз. Тошнота снова подкатила к горлу.

Он бросил на меня понимающий взгляд.