"Это ненадолго", — невесело подумала, но сказала совсем другое:
— Я тебя не узнаю! Где тот надменный, напыщенный индюк, который издевался над бедной южанкой?
— Может, его и не было? Может, это была всего лишь маска, потому что я боялся того, что чувствую к тебе?
— А что ты чувствуешь? — спросила я и замерла, боясь услышать ответ, который мне не понравится.
— Меня тянет к тебе, ты мне нравишься. — Николас чуть улыбнулся и добавил: — На той поляне все было по-настоящему.
Он склонился ко мне и поцеловал вновь, с той нежностью, на которую, мне казалось когда-то, он не был способен. "Так вот, как это бывает, когда загорается твой светлячок и танцует вместе с тем, с кем хотел бы танцевать всегда", — подумала я, чувствуя непонятный трепет внутри. Наверное, это еще не любовь… Но сейчас я вся была как бы соткана из нитей счастья. Мне казалось, моя душа засветилась, как самая яркая звезда. Время для меня остановилось, я словно выпала из окружающего мира. Мне хотелось, чтобы этот день не заканчивался. Вдруг появилось что-то очень важное для меня… осознание моего сердца! Не искать ничего другого в Николасе, кроме него самого. Я подумала, может быть, именно так и происходит рождение любви…
В этом доме рядом с Николасом было так спокойно, что я не собиралась разрушать эту идиллию мыслями о том, что завтра нужно отправляться снова в путь. Пусть будет здесь и сейчас. И только это важно на данный момент.
Мы проговорили полночи, рассказывая друг другу все самое заветное и тайное. Я поплакала на плече Николаса, говоря о предательстве Ренаты. Затем мы, взявшись за руки, вышли из дома, чтобы попрощаться с дружбой, которая разрушилась навсегда.
При свете луны мы прошли вглубь сада. Около склоненного к земле цветка, закрывшего свои лепестки с приходом ночи, я глубоко вонзила заколку во влажную от холодной ночной росы землю.
Слез больше не было, только внутри меня по-прежнему ощущалась горечь обиды на подругу. Я никогда не пойму причины такого ужасного поступка и простить тоже не смогу. Только лишь надеюсь, что Рената поймет сама, как неправильно поступила, и что из-за этого могло произойти. Предателей никто не любит. Теперь и северяне из ее компании, наверняка, настороженно относились к той, которая может переметнуться на любую сторону. Но это уже ее проблемы и ее жизнь.
Как ни странно, мне помог этот ритуал, потому что обида постепенно превращалась в принятие того, что все люди разные. Даже те, кому ты доверял больше, чем самому себе, могут солгать, оклеветать или отречься, тем самым нанеся глубокую рану, которая еще не скоро заживет. Но все-таки не все могут стать предателями, далеко не все…
— Боишься? — спросил Николас, провожая меня до спальни.
— Да, — честно ответила я. Прятаться за показной храбростью было неправильно.
— Я буду с тобой. Уилл будет с тобой. Вместе нам горы по плечу, — шутливо произнес Николас, хотя мы оба знали, что впереди много трудностей.
— Спасибо.
Он поцеловал меня на ночь в лоб так целомудренно и сдержанно, что мне показалось, Николас догадался о моих планах уйти одной. Но нет, такого не могло быть. Просто он устал от долгой поездки, а впереди еще одна, намного труднее.
С тяжелым сердцем я закрыла дверь и прислонилась к ней. Кто бы знал, как мне хотелось пройти с Николасом весь мой путь. Но разве я могу рисковать жизнью того, кто мне дорог? У меня нет права распоряжаться жизнями других людей. Это только моя дорога, по которой я должна пройти до конца через все преграды и напасти. А если не удастся… И все же я пыталась. Зато моя совесть будет почти чиста, зная, что погибну одна и больше не подведу никого к краю, с которого можно упасть.
Глава 17
Чем дальше мы ехали, тем все отчетливее становилось ясно, что мы движемся вглубь Севера. Все меньше становилось деревьев с пышной листвой и цветов в садах. Все мрачнее были люди, встречающиеся нам на пути. Дома уже не казались такими шикарными и богатыми, но все равно они выглядели добротными и основательными.
По утрам расстилался густой серый туман, в котором ничего нельзя было разглядеть. В такие моменты мы останавливали машину и ждали, когда он рассеется, и мы увидим мягкий утренний свет. Спали прямо в машине, от чего ноги затекали, а спина болела. Но Николасу и Уиллу было тяжелее, чем мне, потому что они сменяли друг друга за рулем, чтобы не терять драгоценное время. Наша машина, черная, не привлекающая внимания, ехала бесшумно и быстро по дороге, которой казалось не было конца.
Постепенно я привыкла к такому распорядку, потому что в поездке на машине, которая ехала почти без остановок, была своя прелесть. Когда Уилл находился за рулем, Николас садился ко мне на заднее сидение, и я могла положить голову ему на плечо, или наоборот, он засыпал, кладя голову мне на колени. И от этой близости мне становилось тепло и уютно.