Поэмы, легенды, песни, сказки этого происхождения наполнены рассказами о том, как цари, царевичи и богатыри идут в духовное звание, переряжаются нищими и идут по свету странствовать. Так, в Магабгарате знаменитые братья-богатыри Пандавы, одетые нищими, питаются милостыней; индийский царь Викрамадития и с ним 500 воинов переодеваются странствующими нищими, чтобы проникнуть в столицу врага; богатырь Гессер-Хан очень часто переряжается нищим и даже иногда нарочно представляется слепым; индийский царский министр Яугандхараяна и царский друг Вазантака, желая освободить из заключения своего царя Удаяну, наряжаются нищими и калеками и т. д. Даже сами боги и цари Змеев иногда принимают на себя образ нищих; так, например, царь Змеев Такшака воспользовался этим, чтобы украсть женские серьги, соблазнившие его. Ключом к объяснению этого факта служит то необыкновенное уважение, которым пользуется нищенство и нищенствующее сословие по брахманскому и буддийскому учению; можно было бы привести бесчисленное множество мест из поэм, легенд и сказок, где видно, как высоко стояло во всеобщем мнении нищенство и нищенское знание. В одном из очень древних памятников индийской литературы, в Панчатантре, мы даже встречаем следующее замечательное сопоставление богатыря с монахом: "Два человека на этом свете проникают сквозь солнечный круг: живущий благочестием монах и богатырь, павший с раною напереди". Даже сами боги и божества изъявляют нередко желание вступить в духовное звание. В буддийстве одна из главных черт его характера — это бесконечное, беспредельное его сердоболие, милосердие, откуда и вытекает милостыня, с одной стороны, и нищенство — с другой. Древнеиндийские духовные или те, которые переряжались такими, постоянно описываются странствующими и нищенствующими большою толпой. Так, например, в Магабгарате на выбор жениха (сваямвару) знаменитой царевной Драопади стекаются со всех сторон цари, царевичи, богатыри, музыканты, плясуны, борцы, и туда же отправляется целая толпа брахманов, чтоб посмотреть на праздники и попользоваться подачкой. В священных и исторических книгах острова Цейлона, известных под именем Магаванзо или Магаванзи, нередко упоминаются толпы странствующих духовных нищих, в 100 и 400 тысяч человек; в "Дзанглуне", можно сказать, на каждом шагу является на сцене такая же толпа, обыкновенно в 500 человек.
Но кроме главной цели — подачки и угощения (которая отчасти является мотивом и в нашей былине о сорока каликах со каликой), у древних азиатских странников была ещё обыкновенно и другая цель странствия: посвящение святых мест для того, чтобы поклониться священным зданиям с заключёнными там священными предметами и искупаться в священных водах. Смысл этого омовения был тот, что погружение в священные воды омывает все грехи и преступления. Предпринимая подобное путешествие, странники обыкновенно налагали на себя обед бедности, целомудрия и воздержания. Соблюдение целомудрия — вообще один из первых обетов и законов буддийства для всякого духовного; а для того разряда буддийских духовных, которые составляют нечто среднее между духовными и светскими людьми, существует пять главных религиозных правил: 1) не убивать никакого живого существа, 2) не красть, 3) не прелюбодействовать, 4) не лгать, 5) не пьянствовать; и по буддийской казуистике четыре первые греха — грехи назагладимые, непрощаемые. Окончив своё благочестивое путешествие, странники эти обыкновенно возвращались в монастыри, леса и пустыни, откуда вышли на странствие и где проводили всю свою жизнь.
Все эти черты вполне повторены в нашей былине о сорока каликах со каликой. По этой песне калики живут в монастыре, в пустыне и оттуда отправляются в своё странствие, а по окончании его снова возвращаются в монастырь: "А из пустыни было Ефимьевы, из монастыря из Боголюбова, начинали калики наряжатися ко святому граду Иерусалиму", а в конце: "Собрались они и в путь пошли, до своего монастыря Боголюбова и до пустыни Ефимьевы. Цель их странствия: "святой святыне помолитися, Господню гробу приложитися, в Ердань-реке искупатися" — это переложенные на христианские нравы черты из обычаев индийских монахов-странствователей. Отправляясь в благочестивое своё путешествие, калики нашей былины налагают на себя зарок, который заключает в себе (согласно требованиям дальнейших событий песни) три из приведённых выше главнейших обетов: "А в том-то ведь заповедь положена: кто украдёт, или кто солжёт, или кто пустится на женский блуд". По дороге наши калики заходят в гости к князю Владимиру и не столько просят, сколько