Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Наконец, очень значительную роль в наших былинах играет — плеть. Без сомнения, это прямое наследие Востока. Но надо обратить внимание вот на что: конечно, плеть всегда была известна целому Востоку, только употребление её было у иных народов большее, у других меньшее, и упоминание её в наших былинах сходится больше с упоминанием её в известных восточных поэмах и песнях и меньше с упоминанием её в других восточных же поэмах и песнях. В индийских поэмах, сказках и песнях плеть упоминается очень редко, в Магабгарате почти всегда только в общих описаниях сражений, хотя, нет сомнения, плеть должна была быть вообще в большом употреблении, коль скоро богатыри и вообще воины индийские так редко действуют пешие и так часто на колесницах (иногда верхом). В "Шах-Намэ" говорится о плети также довольно редко, но тут есть одно очень характерное место, где мы видим, какое было значение плети у персиян. Персидский богатырь Баграм потерял во время сражения свою плеть и считает, что честь его потеряна, если она попалась в руки неприятелю, потому что на ней написано его имя. Богатырь Гудерз уговаривает его не ходить отыскивать её на поле сражения, потому что опасно от неприятеля, и тут же прибавляет, что у него самого есть "7 превосходных плетей, украшенных золотом, драгоценными камнями, с ремнём вышитым жемчугом", и предлагает их ему. Во время последнего своего подвига Рустем погибает именно оттого, что не хочет слушать предостережений своего коня и, ударив плетью, заставляет прыгать через ров, утыканный внутри мечами, копьями и рогатинами: туда падают и богатырь, и конь его. В грузинских поэмах, пропитанных персидским духом и наполненных персидскими подробностями, также изредка упоминается плеть. Так, например, в поэме "Тариель — Барсова кожа" говорится об "окованной плети" самого героя, Тариеля, рассказывается, что плеть служит ему не только на то, чтоб побуждать коня, но и разделываться с посланною за ним от царя Ростевана погонею. Но, без всякого сравнения, гораздо большую роль играет плеть в рассказах всех номадных народов, т. е. тех, которые всю жизнь свою проводят посреди коней и в верховой езде. Нигде нет такого, можно сказать, ежеминутного расхода на плети, как в поэмах и песнях монгольских, калмыцких, киргизских, алтайских и других сибирско-тюркских: здесь плеть поминается едва ли не на каждой странице разнообразнейших рассказов. Ни разу не позабыто сказать, как богатырь ударил коня своего "по крутым бёдрам", чтоб заставить его ехать или скакать куда тот не хочет, а иногда даже и отговаривает. Из числа бессчётных примеров упомянем хоть тот, что, прискакав к жилищу Гессер-Хана, вороной конь богатыря Чотонга испугался протянутой у входа цепи и поднялся на дыбы. "Чотонг ударил его плетью по бёдрам и по голове, и тогда он одним прыжком скакнул через цепь, но запутался в ней и повис". Алтайский богатырь Тастаракай бьёт плетью коня, и тот разом переносит его через Золотое море. Шорский богатырь Алтын-Эргек, прискакав к Синему морю, не знает, как ехать дальше; но тут сам конь советует ему: "Ударь, говорит, меня один раз плетью, и я попробую, не перепрыгнуть ли мне море". Богатырь бьёт коня один раз плетью, и тот действительно перескакивает с ним через море. Но этого мало: во всех поэмах и песнях номадных народов плеть не только служит для понукания коня, но ещё и для того, чтоб бить, а иногда и убить какого бы то ни было врага, обыкновенного земного или волшебного. Так, например, алтайский богатырь Хан-Пудей плетью своею "побивает 9 народов и с ними их владыку, Илан-Пи"; шорский богатырь Каратты-Пергэн плетью побивает чудовище Пуспас-Пулана, ударив его "промеж обоих ушей"; в истории шорского же богатыря Алтын-Эргека (в известной степени прототипа нашего Ивана Гостиного сына) почти все действующие лица, естественные и сверхъестественные, при встречах бьют друг друга плетями, и иногда до смерти; плетью обыкновенно бьёт муж жену; от ударов богатырской плети лопается лебединая волшебная сорочка на спине у женщины-лебедя, трескается спина и коня, поворачиваются земля и небо, трясутся горы и волнуется море, сверкает молния, и Кудай (творец) не в состоянии усидеть на своём престоле; плетью действуют для своей обороны простые женщины, или же наносят удары врагу, как оружием, женщины-богатырши; удары плети иногда даже служат на то, чтоб возвратить жизнь мёртвому, так, например, в алтайской песне, бывшей одним из прототипов былины о Ставре, жена богатыря Алтаин-Салама возвращает жизнь мужу своему многочисленными ударами плети. Наконец, чтоб разделить море или реку, через которые он хочет переехать, богатырь ударяет плетью по водам, они расступаются, и он переходит через море, как посуху Плети во всех этих рассказах номадных народов иногда золотые, иногда "с дерево величиной", но чаще простые, восьмерные, девятерные, иногда из 90 воловьих шкур. Всех этих разнообразных мелких и необыкновенно частых подробностей о плети нет ни в индийских, ни в персидских поэмах и вообще рассказах. Значит, не оттуда произошли наши русские подробности об этом орудии: но у нас они столько же разнообразны и столь же тщательно упоминаются, как в поэмах и песнях номадных народов, монгольских и тюркских. Там плети в 8 и 9 хвостов, у нас троесучные и в 7 хвостов, и точно так же, как там, ни один удар плети не скрыт от нас: каждый рассказан, каждый сосчитан. Для былины удары плети богатырём, "по крутым бёдрам" его коня (это слово в слово выражение монгольских и тюркских поэм и песен), столько же, по-видимому, интересны, сколько удары его копья или меча по шлемам и кольчугам врагов, и они так часто поминаются, что приводить примеры из былин решительно трудно. Добрынина мать, отпуская сына на подвиги, даёт ему при прощании плеть и учит: "Бей бурка промежу уши, и бей его промежу ноги, и станет он поскакивать" и т. д. Но, кроме коня, плеть служит богатырю русских былин точь-в-точь на то же самое, на что богатырям монгольских, калмыцких, киргизских и других сибирско-тюркских поэм и песен: плетью бьют и врагов своих, богатырей и богатырш, и князя Владимира, и его гостей, и женщин, и существ сверхъестественных, чудовищ. Очень примечательно при этом, что у нас даже уцелели цифры тюркских народов, и их плети из 90 шкур превратились у нас в шалыги и шелепуги (плети) в 90 пуд.