Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Мудрено, кажется, предположить, что вкусы, настроение духа, и умственные и бытовые привычки были до того сходны у нашего народа с монгольскими и тюркскими племенами, что те и другие, совершенно независимо одни от других, создали одни и те же эпические подробности для выражения, в национальных своих формах, эмбрионов общеарийских, так что формы эти не представляют между собою никакой разницы.

Нельзя обойти очевидность, нельзя избегнуть убеждение, что тут произошло прямое заимствование.

Мы, народ арийского происхождения, имеем в наших былинах материал первоначальный арийский же, но полученный нами не прямо из его родоначального источника, и в древнейшую эпоху истории, а посредством племён неарийских и в форме развития неарийского, от тюрков и монголов, во время довольно позднее. К этому чуждому наследству мы прибавили очень мало своего: едва лишь несколько довольно внешних подробностей быта и народного вкуса и национальный колорит языка. Это нисколько не покажется удивительным тому, кто изучал разные стороны древнерусской интеллектуальной и художественной деятельности. Заимствование от других народов целых областей этой деятельности и сохранение их потом в том самом виде, в каком они были получены, не прибавив к ним вновь ничего самостоятельного, существенного, — это вовсе не редкость в истории нашего развития, и пример былин вовсе не какой-то небывалый, исключительный пример. Архитектура и живопись, полученные нами из Византии, имели в нашем отечестве точь-в-точь ту же участь, что былины (эпическая поэзия), полученные от монгольских и тюркских племён. Ни тут, ни там древняя Русь не прибавила к полученному достоянию ничего существенного со своей стороны: вся её деятельность ограничилась только сохранением, в возможной точности и неприкосновенности, чужих преданий и прибавлением к ним лишь немногих, и то малосущественных, второстепенных и третьестепенных черт.

В том именно и заключается, быть может, главная разница западноевропейского и нашего славяно-русского национального духа, что там чужой материал столько же охотно воспринимается, как и у нас но немедленно подвергается самостоятельной переработке, органическому претворению в собственную плоть и кровь; а у нас чужой материал бывает воспринят с большою жадностью и любовью, но потом не испытывает никакого процесса национального претворения и развития и только очень тщательно уберегается от всякого существенного изменения и разрастания. Первоначальный материал Калевалы, "Нибелунгов", "Эдды", "Одиссеи", "Илиады" — не самостоятельный, не возник на финской, германской, скандинавской, греческой почве: он — дитя Азии, он заключает в корню своём зёрна древнейших восточных легенд и сказаний. Но к этому первоначальному эмбрионному материалу каждая из национальностей, его принявших в очень стародавнее время, прибавила вновь столько своего, народного, самобытного, так изменила его сообразно с условиями своих понятий, верований, народного чувства и вкуса, внесла туда такую громадную массу разнообразных подробностей, выразивших её отечественную местность, историю, быт и привычки, что вышедшее из национального горнила новое произведение, по всей справедливости, должно считаться в высшей степени самостоятельным и народным. С нашими былинами этого не случилось. Не только материал, но и весь состав их, со всеми подробностями (кроме немногих исключений) заимствованы от монгольских и тюркских племён и несравненно позднее, чем один только арийский материал — теми народами. Уже и одна поздность заимствования сама по себе могла быть важною помехою самостоятельному национальному творчеству: оно любит период раннего, отроческого состояния народного. А к этому прибавился ещё и особенный склад народного духа, по преимуществу консерваторский в отношении к чужеземным заимствованиям и враг новой самостоятельной обработки их. Ясно, что эти причины и должны были образовать огромную разницу между нашими былинами и эпическими произведениями других европейских народов арийского же семейства.

Но всё это не говорит против талантливости и художественности русского народа, всё это нисколько не доказывает неспособности его к поэтическому творчеству. Уже давно всюду и всеми признаны, напротив, его могучие, великие качества именно со стороны творчества художественного.