Непобежденный

В этот же день родился и Михаил Андреевич Суслов, многолетний идеолог КПСС, фактически второе лицо в государстве. Они с отцом были знакомы с военной поры и явно симпатизировали друг другу.

Отец проработал под началом Суслова семнадцать лет вплоть до неожиданной и загадочной кончины Михаила Андреевича 25 января 1982 года. Я как-то назвал Суслова «начетчиком». Отец недовольно глянул на меня и буркнул, что его раздражает моя манера резко отзываться о малознакомых людях.

— Что ты знаешь о Михаиле Андреевиче, кроме вздорных благоглупостей о вечных галошах, о новом пальто, купленном в складчину членами Политбюро, о поездках на ЗИЛе со скоростью сорок километров в час? Кстати, не сорок, а шестьдесят согласно правилам. Человек железной дисциплины.

Потом смягчился.

— Брежнев о Суслове так говорил: «Боится только сквозняков!» А когда Михаил Андреевич скончался, долго горевал, повторяя: «Не уберегли Мишу!..»

* * *

Суслов упорно отказывался ложиться на это обследование. Он и близкие члены его семьи не видели для этого необходимых оснований. Но Чазов проявил исключительное рвение, и ему удалось настоять на своем. Он при этом утверждал, что это якобы пусть формальный, но необходимый медицинский акт. Обследование, занявшее несколько дней, прошло на «отлично», о чем уведомили пациента и его семью. Сам же эскулап, инициатор обследования, почему-то не дожидаясь результатов, уехал на отдых в Кисловодск, причем вместе с Горбачевым (позднее Чазов оперировал этим как своего рода алиби, мол, не был в Москве, уезжали вместе с Горбачевым, тот может подтвердить).

Ожидалось, что Суслов выйдет на работу 22 января. Известно, что на этот день и была намечена его встреча с Брежневым с участием преданного Леониду Ильичу первого заместителя Андропова С. К. Цвигуна. Предполагалось обсудить повестку ближайшего Пленума ЦК, с рассмотрением в том числе и вопросов коррупции в партийных кругах. За подготовку основного доклада отвечал Суслов.

Совершенно неожиданно, когда обследование благополучно завершилось и результаты его были известны, вечером 21 января Суслову дали какое-то новое лекарство (Михаил Андреевич Суслов крайне осторожно относился и к самим лекарствам, и их дозировке). Невозможно поверить, что это было сделано без ведома Чазова. В данном случае он просто обязан был это знать. Так или иначе, примерно через час после этого, словно по иронии судьбы во время передачи по телевидению материала, посвященного годовщине смерти Ленина, Михаил Андреевич на глазах у своей сидевшей рядом дочери вдруг склонил голову набок, потерял сознание, которое больше к нему не возвращалось. Тогда же констатировали, что кровь перестала питать мозг, хотя формально смерть зафиксировали через три дня, после отключения приборов.

Обсуждая с отцом уже в начале девяностых годов обстоятельства гибели Суслова, я хорошо запомнил, как он без тени сомнения утверждал, что Михаила Андреевича убили, а за три дня до этого якобы «покончил с собой» пользовавшийся безраздельным доверием Брежнева Цвигун. Про несостоявшийся Пленум вскоре забыли. Начиналась «пятилетка пышных похорон», по расхожему выражению горбачевских подпевал-острословов…

Тогда же я услышал от отца: «Никогда не полагайся на лекарей и на охранников!»

Глянув на мое удивленное лицо, отец без улыбки сказал: «Добрые люди в свое время просветили, потому и уцелел!»

* * *

Благодаря Суслову я открыл для себя замечательного русского писателя Вадима Борисовича Чернышева, другом и наставником которого был классик отечественной литературы И. Д. Соколов-Микитов.

В воспоминаниях зятя Михаила Андреевича Л. Н. Сумарокова мне запомнился сюжет о рассказе Чернышева «Волчик, волчинька», который Суслов вырвал из какого— то толстого журнала и поместил в личную папку.

Перечитывая не раз эту трогательную историю про волчонка, которого оставили воспитывать в семье и который сохранил ей преданность, я постоянно испытывал щемящее чувство соприкосновения к любви между человеком и братьями нашими меньшими.

Суслов очень любил всякую живность. Это отложилось в памяти отца, вспоминали родственники, говорили охранники и обслуга Михаила Андреевича, часть которых после его смерти была переведена в нашу семью.

Он с удовольствием наблюдал за птицами — синицами, зябликами, снегирями, дроздами, дятлами, регулярно подсыпая им крупу и хлеб в кормушки, любил собак, но не породистых и лощеных, а обычных дворняжек.

Половину завтрака заворачивал в салфетку и выносил на улицу поджидавшей его собаке — красивой, рослой дворняге Джульбарсу, купленному на Птичьем рынке и подаренному родными. Джульбарс, или попросту Джулька, уже ждал и старался положить свои лапы на плечи хозяина. Михаил Андреевич смеялся и уворачивался. Оба бывали при этом очень довольны.

Когда Суслов скончался, Джульбарс, по свидетельству обитателей дач, сразу это почувствовал, хотя находился за десяток километров от Кунцевской больницы. Горевал, скулил и плакал. Умный и преданный пес…