Он почти регулярно звонит теперь Познеру, пару, а то и тройку раз за неделю. И всё равно они умудряются провисеть на трубке не меньше часа. Познер присылает обратно текст рассказа Дона со своими комментариями, и его критика не портит Дональду настроение, а наоборот почему-то воодушевляет, и новая версия нравится гораздо больше ему самому. В другой раз Дэвид смеётся над свежей историей о том, как Дон ходил вымогать у горожан конфеты вместе со своими и соседскими детьми, нарядившись Великаном и обмотав Бобовый Стебель вокруг шеи наподобие боа. Рассказывает, какие пугающие розыгрыши были популярны в его школе в этом году. Ставит ему послушать пластинку — да-да, через телефонную трубку, и им обоим смешно и как-то тепло от такого ребячества — каким-то чудом купленный прямо у них в Шеффилде новый альбом «Deep Purple».
Дон понимает, что их звонки не содержат ничего, что следует скрывать от жены… кроме, может быть, интонаций — и улыбок — способных сказать больше, чем слова. Так что он всё же никогда не звонит Познеру из дома. Ему неловко от собственной скрытности, но он утешает себя тем, что он ведь не делает ничего плохого. Это чисто дружеское общение, ничего больше. Просто эта дружба значит особенно много сейчас, когда дома отношения натянуты. Он не смог бы сейчас перестать звонить Познеру. Эти долгие разговоры — такой глоток свежего воздуха, какой делают ныряльщики перед уходом в глубину. Иногда Дону кажется, что без этих звонков он бы просто не выжил.
Дэвид рад его звонкам, это слышно, но никогда не звонит сам. Иногда что-то пишет ему, в основном присылает ссылки на интересные статьи — или делится идеями, куда ещё попробовать отправить рассказы. Рассказов на тот момент уже несколько, и Дон уже пробовал их посылать в журналы, но получил пока только один отказ… Остальные пятнадцать писем остались вовсе без ответа. Дэвид убеждает его, что это просто прекрасно, и надо продолжать писать и отправлять. Дон согласен с ним, но без его поддержки он бы точно уже сдался. Поз всегда подталкивал его сделать больше, лучше: подсовывал оригинальные партитуры вместо адаптированных, метким вопросом выворачивал наизнанку основную мысль его эссе… и сам работал на пределе. Он срывался от напряжения, и не раз, и это Дона тоже подстёгивало. «Если Дэвид себя не щадит, почему я должен?..» — думал он и удваивал старания. Он и сам тормошил Дэвида в ответ. Не давал ему распрощаться со здоровым упрямством и махнуть на себя и всю эту учёбу рукой. Очень радовался за него и восхищался его внутренней честностью, когда он всё же решился обратиться за помощью к психологам и психотерапевтам. Если бы они не перестали общаться, думает Скриппс, может быть, и роман уже был бы написан. Но история не знает сослагательного наклонения, нет никаких «если бы».
Бегая по магазинам в поисках подарков, Дон не думает о Познере, его мысли и без того заняты. Но потом вдруг встаёт как вкопаный перед стендом с музыкальным оборудованием и аппаратурой. Видит новые крутые наушники Philips, он сам пользуется такими же, предыдущей модели. «Так мне хочется послушать этот альбом в хороших наушниках, — вспоминает он. — У моих как назло провод перетёрся, старые они уже, хрипят, а на новые пока что денег нет, да и мотаться выбирать их просто некогда». Дон, прослушав в этих пример из начала «Богемской рапсодии», удовлетворённо кивает и, не дав себе времени засомневаться, покупает их. «Да, подарок. Да, заверните, пожалуйста».
Во время разговоров Дональд так живо представляет выражения лица и жесты Поза, что порой остаётся с полным ощущением, что они виделись. А порой — с тянущим, ноющим чувством тоски по нему, с желанием увидеться по-настоящему.
— Я так жду твоих звонков, — признаётся однажды Дэвид, и Дон почти видит, как он сдерживает смущённую улыбку и отворачивается, как трепещут его ресницы, чётко видные в профиль. — Иногда это — единственное, что помогает мне пережить очередной суматошный день.
— Да, — говорит в ответ Дон, — мне тоже, — и ему приходит в голову безумная идея: — А давай встретимся как-нибудь, а? Я соскучился по твоим закатываниям глаз и саркастическим усмешкам. У нас тут командировка намечается в Манчестер, прямо начиная с Boxing Day** на два дня, никто не хочет брать… Хочешь, я возьму? У вас же как раз каникулы будут, да? Пересечёмся там, поболтаем нормально, без этого телефона, прилипшего к уху…
Познер молчит. Дон оценивает то, что сейчас сказал… и умолкает тоже. Прозвучало… фальшиво. Прозвучало почти как издевательство. «Поболтаем». Поболтали уже один раз. Познер наверняка закрыл глаза и устало щиплет переносицу, будто пытаясь унять головную боль.
— Поз… Дэвид, — зовёт его Дон, — я… понимаю, наверное. Если не хочешь — не надо. Я просто… действительно очень хочу тебя увидеть.
И Дэвид каким-то незнакомым, тихим, сдавленным голосом произносит:
— Да. Я тоже хочу.
***